На осколках разбитых надежд

Струк Марина

На этот раз полицейский не устоял и с тихим выдохом «Сука!» повалился на землю. Жаль, что он быстро пришел в себя. Лена надеялась, что у него займет больше времени выровнять дыхание после удара. Но она промахнулась — попала выше в грудину, и он быстро поднялся на ноги, не отказавшись от своего намерения. А Лена вот замешкалась — от страха тряслись ноги и руки, и ей не сразу удалось подняться на ноги, чтобы бежать дальше. Ей удалось пробежать всего лишь около десятка шагов, когда внезапно резкая боль пронзила ее затылок, да такая, что слезы брызнули из глаз. Ее резко дернуло назад, и она повалилась от этого толчка на землю, больно обдирая ладони, когда попыталась смягчить падение инстинктивно.

Это шупо сумел

ухватить длинную косу Лены и потянул на себя, останавливая. Сейчас, когда она лежала на земле у его ног в блестящих сапогах, он по-прежнему держал конец косы в руке. Шупо тяжело дышал после бега, но по-прежнему молчал, глядя на нее сверху вниз, и это молчание пугало. Как и выражение глаз, при виде которого у Лены все похолодело внутри. Косу Лены немец так и не выпустил из руки, а наоборот стал склоняться над девушкой, накручивая волосы на ладонь. Все туже оборот. Все ближе к ней немец. Лена забилась как рыба на берегу при этом, пытаясь руками и ногами оттолкнуть от себя шупо. Но безрезультатно — шупо парировал ее удары, а потом и вовсе упал на нее всем весом, на какие-то минуты выбивая дух. Лене даже показалось, что он сломал ей ребра, настолько острая боль пронзила при этом ее грудь, и она замерла под немцем, жадно хватая воздух ртом.

— Я видел тебя, русская, сегодня. На Вальдштрассе, — шепнул ей хриплым прокуренным голосом шупо прямо в ухо, и она затихла, пораженная услышанным. — Наверное, с этого надо было начать… Я думал, ты просто глупая русская девочка, а ты оказывается маленькая шпионка. Для кого ты шпионишь? Русские? Томми? Янки? С кем рядом будешь болтаться на виселице на Хауптплатц? И не говори, что я ошибаюсь. Я наблюдаю за тобой с февраля.

Лена только прикрыла глаза в ответ, пытаясь скрыть от него свой страх, но он сжал ее лицо свободной ладонью, больно надавливая на скулы, и ей пришлось взглянуть на него. Странно, почему-то подумала сейчас Лена. Он был по-своему красив, этот немец, и вряд ли у него были сложности с женским полом.

— В городе болтают, что ты спишь со старым калекой. Грех быть такому телу под ним. Или тебя объездил поляк, за которым нам приглядывать? Вот, кто будет с тобой болтаться на Хауптплатц, верно? Верно? — он сильнее стиснул пальцы, и Лена едва сдержалась, чтобы не застонать от боли. — Бедная русская девочка, уверен, ты не понимала, к чему ведут эти взрослые игры. Но я готов помочь тебе. Если ты будешь любезна со мной…

Шупо дернул рукой, в которой удерживал ее косу, причиняя ей боль. Вторая рука скользнула с ее лица на шею. Затем отбросила полу пиджака и сжала грудь через тонкую ткань платья. Все это — не отводя взгляда. Подмечая каждую эмоцию, которая могла мелькнуть на лице Лены. А ее будто парализовало сейчас, стало казаться, что это не с ней происходит. Разве это может случиться? Конечно же, нет. Она столько раз избегала насилия в оккупированном Минске или здесь, в Германии. Этого просто не может быть…

Очнулась, только когда холодные пальцы коснулись ее кожи поверх чулка, пробравшись под подол платья. Там, где ее касался только один человек. И неприятие этого жеста вдруг заставило вернуться из этого странного оцепенения и защищаться до последнего. Невзирая на угрозы, на силу и страх, который внушала ей форма и ледяные бледно-голубые глаза, где отражалась сама смерть.

Лена подняла голову и укусила немца за ухо, сжимая зубами кожу так сильно, что почувствовала вкус крови во рту. Шупо заорал во весь голос, а потом сжал сильнее ее волосы, намотав косу еще туже. От боли она закричала, разжимая зубы, и тут же получила удар в лицо. Лене даже показалось, что у нее сейчас из глаз действительно посыплются искры, настолько сильной была боль. А потом шупо ударил ее еще раз, не давая отойти от первого удара и почти лишая сознания. Лена понимала, что должна сейчас сопротивляться дальше, но не могла управлять руками

или ногами. Словно она была марионеткой, а кто-то взял и отрезал нити. Перед глазами все плыло. От противного привкуса железа во рту начало подташнивать. И только и оставалось сейчас, что закрыть глаза и слушать звуки музыки, которые как спасение от действительности пришли в те минуты.

Это все танец, Ленхен. Знаешь название этой мелодии? «Потерявший голову»…

Ленхен…

Руки на ее теле. В тех местах, где положено касаться только самому близкому-близкому человеку. Губы на ее коже. Это все должен быть только он. Потому что она хотела этого. Хотела, чтобы он был первым. Единственным…

Рихард…

Глава 26

Лена едва успела переменить платье, оставив грязное и рваное ситцевое на кафельном полу ванной комнаты, как дверь распахнулась, и вошла запыхавшаяся Катерина.

— Немка злая як черт! Тебя требует. Сказали привести тотчас же, — проговорила она и осеклась, когда Лена повернулась к ней. — Матерь Божья, что здарылося?!

— Скажешь, что это ты ударила меня случайно, хорошо? — прошептала Лена в ответ. Она видела в зеркало, что ледяной компресс хоть и помог, но не очень хорошо, и на лице все-таки разлился кровоподтек. Хорошо хоть шупо не сломал ей нос и не выбил зубы. Настоящая удача, если можно было так сказать сейчас.

— Ты скажешь? — сжала руки подруги в волнении Лена. Даже про передник забыла, уронила тот из ладони на пол. Она понимала, что была слишком возбуждена сейчас и балансировала на грани истерики. Поэтому пыталась изо всех сил держать себя в руках. Если Биргит хоть что-то заподозрит…

— Я скажу, ты же ведаешь…

Времени совсем не было. Катерина быстро повернула Лену к себе спиной и, подняв фартук с пола, резкими движениями надела на подругу, завязав на тонкой талии. Потом так же суетливо покрыла ей волосы косынкой. А вот косу не спрятали в узел. Надо было уже уходить вниз — в коридоре этажа прислуги уже вовсю заливалась трель звонка.

— Я скажу все, что трэба, — заверила Лену Катерина, когда они спускались по лестнице, держась за руку. Словно Катя делилась через это пожатие своими силами, чтобы подруга могла выдержать все, что предстояло сейчас ей в гостиной. Оставалось только гадать, что ждет ее в разговоре с немками, явно недовольных ее поздним возвращением из города.

— Покличу немца! — сорвалась вдруг с места Катерина и побежала через анфилады комнат на второй этаж, решив, что Иоганн сумеет помочь Лене. И Лена не стала удерживать ее, отпустила. А потом смело шагнула в гостиную на все еще дрожащих после пережитого ногах, вспомнив поговорку, что перед смертью не надышишься.

— Ты опоздала вернуться в Розенбург в назначенное время, — без всяких предисловий произнесла баронесса холодно. Она сидела словно королева в кресле с высокой спинкой, поставленном у окна, где рассеянно просматривала письма и газеты. Лена принесла их вместе с почтой, когда вернулась недавно в замок. Биргит не преминула пожаловаться на работницу, когда передавала хозяйке полученную корреспонденцию.

— Мой сын ясно дал понять, что подобное поведение совершенно…

Она прервала свою речь, услышав удивленный выдох Биргит, стоявшей за спинкой ее кресла, как и подобает верному слуге. Подняла голову от корреспонденции и увидела то, что заметила домоправительница несколько мгновений назад. Разбитое лицо Лены.

— Что с лицом? — от этого холодного равнодушного вопроса, словно баронесса интересовалась, какая погода за окном, вдруг сдавило в горле странной ненавистью. На это равнодушие. На немецкую речь. На это высокомерие и убежденность в собственном превосходстве.