На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Совсем недавно, в начале весны, при очередном налете на Германию воздушный бой развернулся прямо недалеко от Розенбурга, в каких-то десяти километрах от имения. Два «мессершмитта» отогнали от основной группы и преследовали, расстреливая из пулеметов, американский бомбардировщик («либерейтор», как подсказал Иоганн Лене, стоящей рядом с ним на балконе в момент воздушного боя). Неповоротливый американец был заранее обречен. Сначала у него загорелось крыло, а потом огонь пошел по фюзеляжу пожирать остальное. Экипаж пытался спастись, летчики прыгали с парашютами с борта самолета. Их светлые точки отчетливо были заметны в темноте. Один, правда, выпрыгнул неудачно — огонь попал на парашют, и несчастный полетел ярким
— Это был интересный бой, — кивнул Иоганн, а потом заметил взволнованное лицо Лены. — Ты так переживаешь за этих несчастных? Увы, такова судьба проигравшего… Разбуди-ка Войтека, Воробушек. Пусть он зарядит ружья на всякий случай и будет готов дать отпор, если янки доберутся до Розенбурга. Хотя я думаю, что нам всем не стоит бояться нежданных гостей, слишком далеко все произошло. Но кто предупрежден — тот вооружен.
Лена впоследствии так и не узнала, что случилось с теми летчиками. Ночь в Розенбурге прошла спокойно для всех ее обитателей, невзирая на тревоги встретиться с янки. Для всех кроме Лены, которая так и не сомкнула глаз до самого утра. Она не боялась появления в имении американских летчиков. Знала, что Иоганн прав, и те едва ли пройдут такое расстояние сейчас. Да и неизвестно было, живы ли они, ведь немецкие истребители долго кружили над местом падения самолета, словно стервятники.
Перед глазами Лены все стоял взрыв самолета и гибель летчиков, но в особенности пылающий огнем парашют. И от этих мыслей не спасали даже книги, которыми она пыталась увлечься. Ужас потерять Рихарда затмил все остальное в те минуты, и она была готова на все, лишь бы кто-то пообещал ей, что он благополучно переживет войну. Теперь Лена понимала, насколько может быть сильным такое нежеланное чувство. Оно подчинило ее себя полностью, бесповоротно, и это не могло не страшить ее.
Вернись ко мне… Только вернись ко мне.
Как заклинание неслось через километры строчками на бумаге, кое-где шершавой от слез отчаяния и страха, пролитых над этим письмом. И становилось все равно на какие-то минуты, что он носит ненавистную ей форму.
Неожиданно в начале апреля за несколько недель до Пасхи в Розенбург вернулась баронесса. Ее подвезли на автомобиле знакомые, потому она свалилась как снег на голову удивленной Биргит и прислуге. Причина ее возвращения была до банального проста. Как баронесса сама рассказала Иоганну за ужином в первый после приезда вечер, Берлин стал совсем не похож на прежний яркий и полный жизни город, который она так любила. Нет, все так же работали театры и рестораны, и все так же устраивались небольшие ужины и вечеринки. Но все уже было совсем не то. После вступления в войну американцев посольства латиноамериканских стран стали закрываться одни за другим. А именно они устраивали самые роскошные приемы, на которых проводило вечера берлинское общество.
— Город окружен одними бараками с остарбайтерами, — рассказывала баронесса, отпивая маленькими глотками кофе. — Мне рассказывала Мисси, что в пригороде Берлина нельзя и шагу ступить, чтобы не наткнуться на них. А в центре полным-полно других — итальянцев, французов и прочих. Скоро во всей Германии будет иностранцев больше, чем немцев! А ты слышал речь Гитлера, Ханке? Снова меняются законы. Теперь открыто говорят о том, что у немцев остаются только обязанности перед государством и нацией. И чем мы теперь отличаемся от Советов?
— Аннегрит! — воскликнул удивленный Иоганн. — И ты когда-то упрекала меня за болтливость?!
—
— Ты был прав, Ханке, когда говорил, что Берлин стал одной большой казармой, — проговорила баронесса. — Одни солдаты, приехавшие из отпуска, шупо [57] , эсэсовцы и женщины. Все, конечно, притворяются, что ничего не произошло, но гибель шестой армии и неудачи в Африке… Самое лучшее, что сейчас может сделать Гитлер — это пойти на союз с Британией и Штатами, чтобы получить возможность разделаться с Советами. Когда я слышу, что рассказывают о Восточном фронте, у меня кровь стынет в жилах. Бедная наша земля! Сколько сыновей она потеряла в русских степях!
57
Шутцполицай (нем.: Schupo, Schutzpolizei), охранная полиция в Германии.
— И все равно — насколько я знаю, уже в феврале Гитлеру кричали «Хайль!» во все глотки после его речи о тотальной войне, — заметил Иоганн. — И я не думаю, что он пойдет на какие-либо союзы сейчас. Он намерен довести все до самого конца, каким бы тот ни был.
Брат и сестра помолчали некоторое время, каждый погруженный в свои собственные мысли, а потом баронесса сказала:
— Я хочу поехать в Австрию, в Нойехальм, к Анне и Дитриху фон Хольвен. Графиня давно звала меня погостить. Там спокойно. Нет этих изматывающих бомбардировок томми, нет ощущения войны. Поехали со мной, Ханке. Говорят, недалеко от замка есть источник целебных вод. Твоему сердцу они определенно не повредят.
Лена видела, что Иоганн заколебался в этот момент. Он всегда повторял ей, что он старый дуб, и настолько врос корнями в земли Розенбурга, что даже показаться врачам в Берлине выезжал крайне редко.
— Мы можем после визита к чете фон Хольвен побывать в Швейцарии, — выложила еще один козырь на стол баронесса. — Через знакомых я могу достать бумаги для этого путешествия. Тебе нужно сказать только «да». Разве ты не хочешь узнать, как дела у твоего старого друга и у твоей крестницы? Быть может, Адель уже успела выйти замуж…
— Как бы ты того ни хотела, но нет — Адель все еще не замужем, моя Анне, — проговорил Иоганн медленно. — И я знаю, как идут ее дела. Потому что она сама написала мне об этом после Нового года.
— Как? — воскликнула удивленно баронесса и выпрямилась на стуле, показывая свой неподдельный интерес к его словам. Лена тоже на мгновение застыла над столом, который в тот момент очищала от грязной посуды. Для нее тоже стало откровением, что письмо Адели оказывается уже давно пришло в Розенбург. А она-то так надеялась, что бывшая невеста Рихарда не ответит Иоганну, и думать забыла об этом к весне.
— Я написал ей в конце прошлого года, — признался Иоганн неохотно. — Неужели ты не замечала, что Рихард слишком рискует собой во время вылетов? Мне давно написал об этом командир его полка, но я не верил, что Фалько может потерять желание жить. Это совсем непохоже на него! И я подумал, что этому виной то, что он все еще не может забыть Адель. Ты же видела, что он даже в небо отправляется с ее именем на фюзеляже самолета.
— Она все еще помнит Рихарда и свои чувства к нему? — спросила с явным интересом баронесса каким-то странным тоном. Лена нарочито замедлилась с уборкой, лишь бы подольше остаться в столовой и подслушать этот важный для нее разговор.