На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Лена в ужасе затаила дыхание, стоя за дверью. Здесь, в Розенбурге, за последние месяцы из памяти совсем стерлась звериная жестокость немцев, считавших себя хозяевами на ее земле. И Клаус был настоящим напоминанием об этом.
— Замолчи! — приказал Рихард. Он обошел Клауса так осторожно, словно боялся испачкаться об него и набрал в стакан воду из-под крана раковины. — Пошел вон отсюда!
— Это что, из-за этой мрази? — едко осведомился Клаус. — Они не люди, фон Ренбек! Чем быстрее мы уничтожим их всех, тем лучше. Это наш долг перед фюрером и Германией! А! Точно! Мы, пехота, дерьмо для вас, люфтваффе, а вы белая кость нашей армии. А ты даже
Лене показалось, что Рихард одновременно поставил стакан на стол и в одном быстром движении схватил Клауса за мундир и ударил в лицо. Раздался хруст переломанных костей, и на пол закапала кровь из сломанного носа. Клаус взмахнул руками и попытался ухватить Рихарда за рукав мундира, но неудачно. Фон Ренбек оттолкнул его от себя, и он, не удержавшись на ногах, завалился на пол. Рихард же равнодушно отвернулся от него. Опустил пальцы в стакан с водой и побрызгал на лицо Катерине, по-прежнему без сознания лежащей на столе, как заметила Лена с тревогой.
— Из-за таких, как ты, мы все просрали когда-то, — проговорил Клаус, поднимаясь неуклюже с пола. — Из-за таких, как ты, заключили этот проклятый Версальский мир и все просрали, слышишь?! Германии не нужна голубая кровь!
— Но ей и не нужны палачи, — холодно произнес Рихард.
— Я упеку эту русскую мразь в лагеря! Я завтра же обращусь в гестапо и сообщу, что она пыталась меня убить! Эта сука еще чертовски пожалеет, что подняла на меня руку, как пожалели другие!
— Сделаешь это, и я обещаю, ты пожалеешь об этом. Только из уважения к твоей матери ты еще стоишь тут и лаешь, как брехливая псина, — взгляды Рихарда и Клауса схлестнулись, словно два хищника смотрели друг на друга, угрожая пока одним только видом и примеряясь к нападению. — Пошел вон из моего дома, иначе я сам выкину тебя!
Это было сказано абсолютно равнодушно, но у Лены пробежала дрожь вдоль позвоночника от ноток, которые скрывались под безразличием в голосе. Клаус не выдержал первым — отвел взгляд и вышел вон, едва не упав на пороге из-за хмеля в крови. Рихард еще крепче сцепил челюсти. Дернулся желвак на щеке. Это был все еще хищник, учуявший запах крови. И Лена поняла, что впервые видит его таким.
Он быстро заходил по кухне, открывая и закрывая дверцы шкафчиков и буфетов в поисках коробки с лекарствами. Потом снова вернулся к Кате с пузырьком в руке и, открыв, поднес тот к носу девушки. Резкий дух нашатырного спирта прошел по кухне. Зашевелилась Катя, застонала тихо. И следом еле слышно чихнула Лена, хотя, как могла, закрывала себе рот и нос ладонью, чтобы скрыть звук. Рихард в три шага пересек кухню и резко распахнул полуприкрытую дверь, чем перепугал Лену до полусмерти. Бутылка вина выпала из ее руки и, ударившись о пол, разлетелась на осколки, обдавая Лену и сапоги Рихарда кроваво-красными брызгами. Он смотрел на нее так, что ей захотелось закрыться руками от его взгляда.
Потому что перед ней стоял зверь. Такой похожий на тех, кто пришел в ее страну, кто захватил ее родной город. Кто грабил, убивал и насиловал, прикрываясь словами, которыми она услышала пару минут назад здесь, в этой кухне. «Они не люди, и чем быстрее мы уничтожим их всех, тем лучше…»
Жестокий взгляд, в глубине которого полыхала злость. Обозначившиеся скулы на лице, когда он с
Хищник, подобравшийся для прыжка. Зверь, внушающий ужас.
Она должна была бояться его.
Но она не боялась…
Глава 17
— Что ты здесь делаешь? — вопрос прозвучал резко и зло. Рихард по-прежнему выглядел подобравшимся для атаки.
Если бы это был кто-либо другой, наверное, Лена хотя бы на толику испугалась. Но почему-то именно сейчас страха не было вовсе. Словно она знала, что Рихард никогда не причинит ей вреда.
— Ты же знаешь, хотя бы одна из вас должна быть при гостях.
— Катерину попросили принести вина, — проговорила Лена, желая, чтобы этот допрос поскорее закончился, и Рихард позволил ей подойти к Кате, уже успевшей подняться и сесть на краю стола, как она видела со своего места.
— Катерину, — повторил он медленно, и она без лишних слов поняла намек.
— Катя не умеет читать на французском. Она едва ли разобрала бы, какое из вин нужно взять для гостей. Поэтому я вызвалась идти в погреб…
Рихард смотрел прямо в ее глаза пристально и цепко, словно пытаясь разобрать, какие мысли сейчас ходят в ее голове. Лена стойко выдержала его взгляд и не отвела глаз, придав лицу равнодушное выражение. Хотя внутри просто пожар бушевал из-за того, что успела увидеть и услышать в последние минуты.
Наконец он кивнул головой и отступил в сторону, кивком головы показывая, что ей нужно подойти к Кате. Что Лена и сделала — как можно скорее оббежала стол, чтобы помочь подруге. От вида ее разбитой губы и начавшего заплывать глаза сжалось сердце. Она схватила Катю за руки, растерявшись и не зная, как ей помочь сейчас.
— Ты видала? — спросила Катя. — Сволота какая… Ты видела?.. Он… Он?..
— Он ничего не сделал, — поспешила успокоить ее Лена. Подошедший неслышно Рихард сунул ей в руку мокрую тряпицу и отошел в сторону, когда Катерина испуганно отшатнулась, заметив его. — Приложи к глазу. Может, синяка не будет.
— Не стой у меня тут, а то немец будет дуже зол, — забеспокоилась Катя. — Я чуток посижу и работать тож начну.
— Что она говорит? — вмешался Рихард, заметив, что Катерина поглядывает на него одним глазом, пряча поврежденный под тряпицей. А потом проговорил все так же хлестко, с трудом сдерживая злость, которую Лена до сих пор видела в нем. — Пусть даже не думает! И речи быть не может об этом! Ты сможешь одна работать остаток вечера? Я постараюсь, чтобы гости не засиживались долго… Черт, удался Святой праздник, нечего сказать!
Лена кивнула в ответ, пытаясь изо всех сил выглядеть уверенной. Ей предстояло обслуживать гостей, а потом одной перемыть хрусталь и убраться в кухне, и она уже начинала мысленно прикидывать, как суметь это сделать в одиночку.
Рихард раздраженно провел пятерней по аккуратно уложенным гелем волосам, отчего ему на лоб упала непокорная прядь. Потом сорвал с крючка полотенце, вытер резкими движениями вино с начищенных до блеска сапог и вышел вон, бросив ненужную тряпку на стол.
У Кати кружилась голова, и ее чуть подташнивало, как она призналась Лене, пока та вела ее по черной лестнице в спальню. На лицо ее смотреть было страшно — глаз налился кровью, а кожа вокруг него угрожающе потемнела. Клаус ударил ее слишком сильно, пытаясь подчинить своей воле.