На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Рихард склонил голову, и они соприкоснулись лбами, делая объятие танца еще интимнее. Лена слышала его прерывистое дыхание и ощутила невероятное по силе желание повернуть голову и поймать его вдох.
Медленные движения танца сменились резкими, делая градус напряжения еще выше. Еще теснее. Еще опаснее. Кружа голову резкими поворотами, когда Лена буквально взлетала над полом в его крепких руках. Заставляя упиваться моментом и желать намного большего. Мучая сочетанием близости и недоступности и одновременно даря наслаждение, от которого так и кипела кровь. Счастье, такое сильное, что вдруг захотелось смеяться
Когда Рихард снова стал кружить ее в ходе танца, теснее прижимая к себе, Лена подняла голову и посмотрела на его лицо. С удивлением поняла, что видит в его глазах отражение собственных эмоций и улыбнулась ему широко и открыто.
Теперь Лена понимала, что такое танцевать сердцем, выражая все, что творилось в душе. Для нее вмиг исчезло все, кроме Рихарда. Запаха его кожи и волос, силы его ладони, властности объятия. Она отдавалась ему в этом танце, беря целиком его взамен. Наслаждаясь его близостью.
Две минуты. Лена потом проверяла по часам, сколько длилась мелодия. Но для нее в тот момент танец длился целую вечность. И в то же время этого было до невозможности мало. Она бы всю жизнь провела вот так — в руках Рихарда. И когда музыка смолкла, то почувствовала себя сброшенной с высоты неба на землю.
Они некоторое время замерли на месте, глядя друг другу в глаза и прерывисто дыша. Лена почувствовала, как напряглась его ладонь на ее талии, заметила, как Рихард на мгновение перевел взгляд на ее губы. Но он тут же резко отстранился и, коротко бросив: «Спасибо!», вышел из комнаты.
Лена же осталась стоять, обескураженная его уходом и ошеломленная напором собственных чувств. Она услышала стук каблуков сапог Рихарда по плитке в холле, а затем как хлопнула входная дверь. И сама не понимая зачем, побежала за ним, едва касаясь пола. Буквально летела следом, не в силах расстаться.
Рихард стоял во дворе. Пытался раскурить сигарету. Его пальцы дрожали, Лена видела, как трясется в его руках зажигалка, пламя которой не никак не хотело разгораться и гасло под падающими хлопьями снега. Наконец он оставил эти попытки и одним резким движением швырнул куда-то в темноту зажигалку, так и не добившись своего. И только потом заметил Лену, стоящую на крыльце.
— Ты с ума сошла! Какого черта ты тут делаешь на холоде? — бросил Рихард зло. Лена видела его редко таким разъяренным, но эта ярость не пугала ее. Она смело шагнула к нему с крыльца, даже не замечая, как промокли домашние туфли в снегу. Потянулась к нему рукой, скользнула пальцами по рукаву мундира.
— Ты замерзнешь, Ленхен. Иди в дом, — произнес Рихард тихо и нежно, но Лена только покачала головой. — Это все танец, Ленхен. Знаешь название этой мелодии? «Потерявший голову». Это всего лишь танец… он заворожил тебе голову. Это моя вина.
При этом он успел стянуть с плеч мундир и набросил тот на Лену, укрывая ее от холода и падающего снега. Удивительно, но в тот момент Лена даже не думала о том, что на ее плечиках висит китель столь ненавистной ей формы. Все, что занимало ее мысли — острое разочарование, что он отвергает ее. Заставляет уйти, легонько подтолкнув в сторону крыльца.
Лена провела ладонью по лицу, не понимая, слезы ли вытирает сейчас с кожи или влагу от растаявших снежинок. Ей нужно уйти. Просто сделать шаг, другой в холл, а потом закрыть за собой дверь, навсегда
Он немец. Она русская. Для него ничто… Не никто, а именно ничто. Даже не человек. Таких нельзя любить. Не положено в этом мире, в котором их разделяет целая пропасть.
Но вдруг повернулась к нему, напряженно замершему в паре шагов от нее. Взглянула как-то зло и цепко.
— Это потому, что я русская? — в голосе все равно прозвучали невыплаканные слезы, как ни пыталась она их скрыть от него.
Лена боялась, что он может притвориться сейчас, что не понимает ее. Не скажет ей истинных причин, по которой отвергает ее, несмотря на то, что она читала сейчас в его взгляде.
Боль. Смятение. И одновременно безграничную нежность, от вида которой у нее перехватывало дыхание.
И в то же время каким-то шестым чувством знала, что Рихард будет откровенным с ней. И со страхом ждала ответа, вглядываясь в его лицо через падающие хлопья снега.
Рихард медлил с ответом. Сначала Лена заметила, как он помрачнел, как заблестели его глаза странным блеском в свете, падающем из окон дома. Распознала горечь сердцем прежде, чем услышала ее в голосе Рихарда.
— Это потому, что я — немец, — и когда она недоуменно нахмурилась, пояснил. — Ты слышала Клауса. Не надо притворяться, будто не понимаешь, о чем я сейчас.
Лена понимала. Их сейчас разделяли не только несколько шагов и снегопад. И дело не только в том, что она не считается человеком равным ему по идеологии, знаки отличия которой висели на его мундире. Их разделяли годы смертей и крови. Боль и взаимная ненависть. И пусть не Рихард убивал и насиловал в ее стране. Пусть не его рука пустила ту очередь, которая убила Люшу. Пусть не было его прямой вины в том, что Лея потеряла от шока ребенка в открытом поле, где Лене пришлось принимать преждевременные роды, а потом хоронить этот маленький бездыханный трупик. Как не было его прямой вины во всех ужасах, которые творили его соотечественники на ее земле. И в смерти мамы…
Но он был немец. Нацист.
— Знаешь, о чем я думал, когда падал? — произнес вдруг Рихард глухо. — Когда горел в воздухе, и до момента удара оставались считанные секунды? Возможно, последние секунды моей жизни. Я жалел, что так и не узнал… Не узнал, какими мягкими на ощупь могут быть твои волосы. Не узнал, как пахнет твоя кожа. Я так и не узнал тебя, Ленхен. Я понял, что хочу снова увидеть твои улыбки. А ведь их так мало, Ленхен, ты так редко улыбаешься, что все они настоящее сокровище для меня. Каждая из них. И я так хочу сделать хоть что-то, чтобы ты была счастлива. Чтобы ты улыбалась. Чтобы никогда-никогда не плакала. Вся моя жизнь вдруг сосредоточилась в одном единственном моменте тогда. И это — ты, Ленхен. Единственный фрагмент, которого мне так не хватало всю мою жизнь — это ты. И мне безумно захотелось жить. Знаешь, в чем секрет всех моих прошлых побед? В том, что мне не было страшно умереть. Меня прозвали Безумным Бароном в полку, потому что я слишком близко подпускал к себе томми. Я столько раз пролетал над обломками сбитых мной самолетов и не чувствовал ни капли страха. Мне было не страшно оказаться на их месте. До недавнего времени.