На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Лена видела прежде мужчин без одежды. В конце концов, она часто бывала на пляжах в Москве и Минске, где можно было увидеть мужчин совершенно разной комплекции в одних плавательных трусах. Но она никогда прежде не отмечала, что у мужчины могут быть такие широкие плечи и плоский живот, и что могут быть так заметны мускулы под кожей. Бросился почему-то в глаза золотой крест на тонкой цепочке, уютно расположившийся как раз по центру почти безволосой груди. Внизу от пупка убегала еле заметная дорожка волос и пряталась за поясом форменных брюк, расстегнутых и потому еле державшихся сейчас на бедрах Рихарда.
— Что ты здесь делаешь? — произнес хрипло Рихард и откашлялся.
— Я… Я принесла поесть, — произнесла Лена, поражаясь тому, как странно звучит ее голос в эту минуту. И только потом сообразила, что именно не так, когда Рихард проговорил тихо:
— По-немецки, Лена. Я не говорю на русском.
Рихард протянул руку и подхватил со спинки кресла халат, который набросил на себя, туго завязав пояс. Но Лена все равно видела в вырезе и часть крепкой груди, и выраженные линии ключиц, которые так и хотелось почему-то коснуться.
— Я принесла поесть, — повторила Лена, но уже на немецком. — Айке налила яблочный штрудель и отрезала кусок глинтвейна.
— Именно так и сделала? — широко улыбнулся Рихард. Из его глаз вмиг исчезла странная настороженность. Они так и засветились весельем сейчас. Разгладились морщинки на лбу и у рта.
— Именно так, — подтвердила Лена и на всякий случай взглянула на поднос, чтобы проверить, что именно сейчас принесла. А еще чтобы скрыть от него свои эмоции. Ей не хотелось, чтобы он заметил, как тепло стало ей вдруг от вида его улыбки.
— Ты можешь идти, — проговорил Рихард, и Лена покраснела. Еще никогда ей не напоминали об этом здесь, в Розенбурге. Она сама стремилась уйти первой, и подобное промедление было странным для нее сейчас.
Что происходит? Почему она стала такой косноязычной вмиг? Раньше она не лезла в карман за словом, а знала, что именно сказать ему. И раньше их общение было совсем другим. Но что именно вдруг поменялось, Лена, как ни пыталась, так и не смогла сообразить. А потом и оставила на время попытки, сосредоточившись на работе.
Ранее они обслуживали за ужином всего трех человек, а теперь их было двенадцать, и Лене казалось, что вот-вот что-то пойдет не так. Либо они уронят блюдо, либо замешкаются с подачей, либо обольют кого-то вином или вовсе перепутают алкоголь, обновляя напиток в бокале у гостей. Но нет, все прошло просто отлично, чем гордилась Биргит, наблюдавшая за ужином со своего поста у двери.
Лена наблюдала за общением Рихарда и Мисси, которых баронесса посадила рядом, с легкой ноткой ревности. Будет ли он ей так же улыбаться, как улыбался недавно ей, Лене? Как он будет говорить? Допустит ли хотя бы тень флирта в общении? Рихард был вежлив и внимателен к обеим своим соседкам по столу — и Мисси, и Анне Бернофф, и Лена напрасно пыталась понять, скрывается ли за его поведением мужской интерес к кому-либо из девушек или нет.
За столом говорили и так быстро, что Лена порой с трудом понимала полностью речь, хотя и очень старалась. Особенно когда слушала, как упомянули вскользь о неудачах Германии в Африке и на Восточном фронте [32] . Как и рассказы того привлекательного блондина, которого Лена спутала с Рихардом. Им оказался обер-лейтенант люфтваффе Тайнхофер, воевавший в Крыму. Он очень интересно рассказывал об Алупке и Ялте, восхищаясь местными видами и морским воздухом, и Лена с грустью вспомнила о том, как девочкой в далеком 1933 году ездила в санаторий вместе с семьей. Тогда еще был жив папа, и не так мучилась болями мама. А сама Лена так радовалась
32
Сражение при Элъ-Аламейне (октябрь — ноябрь 1942 г.) закончилось разгромом прославленного «африканского корпуса» фельдмаршала Роммеля. В мае 1943 г. его остатки сложили оружие в Тунисе.
19 ноября 1942 г. советские войска под Сталинградом перешли в наступление и через пять дней успешно отрезали двадцать дивизий 6-й армии генерала Паулюса. 2 февраля 1943 г., после одного из самых продолжительных и кровопролитных сражений в современной военной истории, остатки армии Паулюса (около 91 тыс. человек) сдались. Из них лишь около 6 тыс. со временем вернулись на родину.
Потом разговор плавно перешел на свадьбу в семействе Гогенцоллернов этим летом, на которой присутствовали не только баронесса, но и Мисси с Анной. Им троим было что обсудить, параллельно посвящая остальных в детали торжества высшего света Германии. Впрочем, эта тема не имела поддержки у офицеров СС, ярых противников монархии и кайзера, потому разговор снова изменил направление, и к десерту — яблочному штруделю со сливками и настоящему кофе — обсуждали уже новинки кино и предстоящее торжество. После ужина гости разошлись — молодежь отправилась осматривать дом, а остальные, включая баронессу и Иоганна, ушли к себе отдыхать.
— Вы молодцы, девочки, — похвалила Биргит служанок, когда Лена и Катерина убирали со стола в опустевшей комнате. — Осталось еще два дня, и можно будет отдохнуть. В честь праздника госпожа баронесса пообещала предоставить вам целый день отдыха после того, как проводим гостей.
— Принесла же нелегкая, — ворчала Катерина на гостей, когда они вдвоем с Леной мыли посуду после ужина. И Лена прекрасно ее понимала — их то и дело отвлекали, вызывая из кухни. То просили принести еще напитков и легких закусок, то случайно пролили бутылку вина и просили убрать непорядок. Лена струсила. Просила Катерину пойти на вызовы, предпочитая оставаться в кухне с хмурым Войтеком, чем видеть веселье молодежи. Они не разговаривали, просто переглядывались изредка. И Войтек точно так же молча помогал Лене — подливал горячую воду и выливал чан с грязной водой на улицу.
Только раз поляк заговорил с ней, когда в очередной раз они остались наедине в кухне.
— О чем они говорят? Это немецкое офицерье. Ты ведь знаешь… слушаешь их разговоры, — проговори он несмело, будто протягивая ей оливковую ветвь после несуществующей ссоры.
— О разном. О кинокартинах, о свадьбах, о погоде, о том, где кто служит, — ответила Лена, принимая после недолгих раздумий эту ветвь.
— В Сталинграде им конец настал, — проговорил Войтек тихо и доверительно. — Ваша армия взяла их вот так. Чтобы сдохли.
Он сжал кулак с силой, пряча внутри сигарету, которую крутил до того в руках. Да так сильно, что побелели пальцы. А потом разжал кулак, выпуская труху, оставшуюся от сигареты.
— Говорили они об этом? — и усмехнулся, когда Лена покачала головой. — Конечно, чем тут гордиться? Вот увидишь, это только начало. Нам остается только потерпеть. Немного потерпеть, и сюда придут Советы. И британцы. А наш немчик?
— Что — наш немчик? — переспросила Лена, старательно пряча румянец от его взгляда, который предательски вспыхнул на щеках. Оставалось только надеяться, что Войтек подумает, то она разгорячилась от пара, идущего от воды.