На отмелях
Шрифт:
— Я буду верным другом и хочу, чтобы со мной обходились, как с другом, не больше, — перебил его Лингард. — Возьми назад твое кольцо.
— Почему ты презираешь мой дар? — спросил Хассим с пе чально-иронической улыбкой.
— Возьми его, — сказал Лингард. — Кольцо все равно останется моим. Как могу я забыть, что ты думал о моей безопасности, когда тебе самому грозила смерть? Нам предстоит еще много опасностей. Мы часто будем в разлуке, чтобы лучше делать общее дело. Если когда-нибудь тебе и Иммаде потребуется немедленная помощь и я буду неподалеку, пошли мне это кольцо, и я приду к тебе, если буду жив… — Он посмотрел на бледный рассвет. — Я поговорю
Хассим взял кольцо и склонил голову.
— Нам пора пускаться в путь, — закончил Лингард.
Вдруг он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Он оглянулся и увидел, что Иммада прижимается лбом к фланели его рубашки.
— Не надо, дитя мое, — сказал он тихо.
Поднявшееся солнце осветило слабо синевшую линию «Берега Убежища». Теперь колебания кончились. Капитан и его бриг, дружно работая, нашли путь к голубому берегу. Солнце еще было высоко над горизонтом, когда бриг бросил якорь на расстоянии пушечного выстрела от мангровой рощи, в том месте, где в течение более чем столетия ни один белый человек не рисковал останавливаться.
Искатели приключений лет двести тому назад, несомненно, знали это место, ибо они были несведущи и отчаянно смелы. И если духи умерших обитают в местах, где они грешили и трудились при жизни, то в этот вечер они, вероятно, видели, как длинная восьмивесельная белая лодка, управляемая загорелым бородатым человеком в широкополой соломенной шляпе и с пистолетом за поясом, шла вдоль илистого берега, среди извилистых корней, ища прохода.
Проходила бухта за бухтой, а лодка все еще продолжала ползти вперед, словно чудовищный водяной паук с длинным телом и восемью тонкими ногами… Следили ли вы своими мертвыми глазами за поисками этого никому не ведомого смельчака, вы, забытые тени прошлого, которые некогда в кожаных камзолах и стальных шлемах штурмовали, с длинными рапирами в руках, палисады язычников или с мушкетом на плече охраняли бревенчатые блокгаузы, построенные на берегах судоходных рек? Вы, которые, устав от битв, спали на песке тихих заливов, закутанные в свои фризовые плащи и грезя о сказочных алмазах и далекой родине?
— Вот и вход, — сказал Лингард сидевшему рядом Хассиму как раз в тот миг, когда солнце садилось влево от них. — Здесь может пройти корабль. Это, наверное, тот самый вход, которого мы ищем. И черт меня побери, если мы не отыщем берлогу Белараба еще до рассвета!
Он налег на руль, и лодка, круто повернув, исчезла с линии берега.
Тени старых авантюристов, быть может, покачали своими призрачными головами и обменялись призрачными улыбками.
— Что сталось с Королем Томом? — спрашивали за столом, когда все карты были смешаны в кучу и торговцы, откинувшись в кресла, отдыхали от бешеной игры.
— Том научился держать язык за зубами. Должно быть, затеял какую-нибудь штучку, — подал мнение один из присутствующих.
Тут в разговор сердито вмешался человек с угловатыми чертами лица, немец по происхождению, который считался агентом голландской посудной фирмы, знаменитой марки «Сфинкс».
— Не стоит о нем гофорить, шентельмены. Он сумасшедший, как мартовский заяц. Дри месяц назад я пошел на борт его прига гофорить о делах, и он гофорит: «Упирайтесь». Почему упираться? — гофорю я. «Упирайтсь, пока я не просил фас са порт». Разве так гофорят
— Ха-ха-ха… я не осуждаю Тома, — прервал его шкипер, только что приехавший в проливы за запасами. — Ведь во всей Новой Гвинее не осталось ни одного паршивого каннибала, который не обзавелся бы чашкой и блюдцем вашей фирмы. Вы наводнили весь рынок, вы понимаете?
Иоргенсон немым скелетом стоял у карточного стола.
— Вы голландский шпион, оттого он вас и прогнал, — сказал он вдруг мрачным тоном.
Агент фирмы «Сфинкс» яростно вскочил.
— Што? Што? Шентельмены, вы все меня знайт… — Кругом ни одно лицо не дрогнуло. — Знайт меня, — повторил он влажными губами. — Што, пять лет — феликолепно знайт — посуд ная торговля — проклятый песдельник.
Дверь хлопнула.
— Вот как? — заговорил чей-то голос с американским акцен том. — Отчего вы не зададите ему трепки?
— Мы не можем сделать это здесь, — проговорил один из иг роков. — Вам сдавать, Трэнк, будем продолжать.
— Не можете? — протянул голос. — Эх вы, законники, парламентарии, сыны Белиала! Неужели не можете? Смотрите, вот эти пистолеты Кольта, которые я продаю…
Он отвел в угол только что приехавшего шкипера и говорил:
— Смотрите. Вы заряжаете вот так — смотрите. Потом… — послышалось частое щелканье, — Просто, а? Если поссоритесь, скажем, с вашими ныряльщиками за жемчугом, — клик-клик — клик, насквозь, как решето… Лучшее лекарство от негрских капризов — гарантирую.
— Да, сэр. Продается ящиками по двадцать четыре штуки, но можно и отдельно, — как хотите. Не желаете? Может быть, вам нужны охотничьи ружья или карабины? Нет? Ну, вы, по — видимому, мне ни к чему. Вот с этим Томом, или как вы его там называете, — я мог бы сделать дела. Где его можно поймать? Всюду? Значит — нигде. Но я его как-нибудь найду, да, сэр?
Иоргенсон, о котором все забыли, задумчиво смотрел на карты.
— Я говорю вам: шпион, — бормотал ок оо себя. — Если хотите что-нибудь узнать, спрашивайте у меня.
Когда, после необычно долгого отсутствия, Лингард вернулся из Ваджо, все заметили в нем большую перемену. Он был менее разговорчив и не такой шумный, как всегда; он был по-прежне — му гостеприимен, но его гостеприимству не хватало былого размаха, и тот самый человек, который раньше с наслаждением обсуждал неосуществимейшие проекты с полудюжиной родственных душ, теперь неохотно встречался даже с самыми лучшими друзьями. Вообще он вернулся гораздо менее компанейским малым, чем был до сих пор. Его визиты в Поселения стали не реже, но гораздо кратковременнее, и когда он приезжал туда, он всегда торопился уехать.
В течение последних двух лет бригу досталось не меньше, чем его хозяину. Быстрый и чистенький, он все время переходил от одного островка к другому. С уединенных высот острова частенько видели, как он белым пятнышком проносился по морю, а сторожа редких маяков, разбросанных по восточному побережью, издали узнавали его по покрою марселей. Бриг плыл то на восток, то на запад; иногда он несся со склоненными мачтами в туман, дождь, бурю, иногда, прямой и с дрожащими парусами, он бежал ровно и неторопливо, подгоняемый легкими и переменчивыми ветрами. То он плыл под сильным муссоном в Бенгальском заливе, то, убаюканный штилем, недвижно лежал в Яванском море, то нежданно появлялся откуда-то из скал, весь облитый лунным светом, изящный и тихий. Путешествия брига служили темой оживленных разговоров вполголоса; разговоры эти, однако, сейчас же замолкали, как только появлялся его владелец.