На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
Годы мало изменили Олдриджа. Он был все такой же голубоглазый, светловолосый, энергичный, с открытым мужественным лицом летчика-испытателя, в темно-синей куртке на «молнии» и светло-голубой рубашке. Только гряда глубоких морщин на лбу и возле глаз свидетельствовала о том, что жизнь писателю легко не дается. Столь же настоятельной, как и прежде, осталась в нем потребность поразмышлять над волнующими явлениями в жизни или искусстве. Вот и тогда он только что вернулся с Московского международного кинофестиваля, в котором принимал участие в качестве члена жюри.
– Когда я покидал Великобританию, – рассказывал
Олдридж подробно, в деталях разобрал состояние современного кинематографа Запада, рассматривая его со всех сторон. Однако чувствовался его особый интерес к фильмам политическим, имеющим, как известно, большое значение для идеологической борьбы средствами кино. Он приветствовал появление кинолент, обличающих расизм и милитаризм всех мастей, с глубокой убежденностью говорил о том, что только полное освобождение от колониального и неоколониального гнета может обеспечить демократическое развитие и подлинную независимость народам стран Азии, Африки, Ближнего и Среднего Востока.
– В современном западном кино всемерно обнажаются невозможность да и нежелание людей понять друг друга, констатация всеобщей разъединенности переходит в ужас перед жизнью. Западный зритель давно утратил способность анализировать свое бытие. У него чаще всего стало возникать ощущение бессмысленности, пустоты существования, потому что экран заполонили ленты, не дающие пищи для размышлений, не способствующие воспитанию благородных и прекрасных чувств. Можно ли считать подобное кино передовым, гуманистическим? На Западе много талантливых художников, не мыслящих свое творчество вне раздумий о жизни, человеческих судьбах, будущем нашей планеты. Именно их взгляды и суждения должны с помощью кинематографа формировать духовный облик человека, помогать его воспитанию. Но это, по вполне понятным причинам, считается нежелательным в определенных кругах. Вот почему чуткие и честные мастера экрана остаются нередко без работы, вот почему многие думают, что западного прогрессивного кино нет, что оно – утопия.
– Ну а если говорить о фильмах Англии?
– Тоже утешительного мало. На сотню лент приходятся одна-две приличные. Остальные либо страдают серостью и примитивностью художественного решения, либо нагнетают в сознание кошмары. Упрощенное, вульгаризаторское, циничное понимание запросов зрителя привело к тому, что фильмов волнующих, настоящих почти нет, как нет и лент о молодежи, к которой я питаю особое пристрастие.
– У вас два сына…
– Да, мы вместе взрослеем. Но мне кажется, что если бы даже я не был отцом, то все равно интересовался бы молодыми и их проблемами. С годами человек не всегда утрачивает то, что приобрел в юности.
Олдридж расспросил меня о гастрольном маршруте,
– Вы в Лондоне впервые?
– Да, но я уже кое с чем успела познакомиться. Вестминстерское аббатство, здание парламента, Трафальгарская площадь, национальная картинная галерея и даже некоторые магазины…
– И какое впечатление от торговых фирм?
– Продавцы очень вежливы и предупредительны, не дают скучать.
– Это потому, что их обычно больше, чем покупателей. Олдридж рекомендовал посмотреть древние памятники истории и архитектуры, назвав их с добрый десяток.
– Вам все это по пути. И Виндзорский замок, и замок Мальборо, где родился Уинстон Черчилль. Кстати, скоро в Лондоне откроется выставка его картин. Премьер-министр увлекался рисованием, любил живопись. Картины яркие по краскам, довольно экзотические.
Писатель растолковал, как лучше всего добраться до места, где родился Роберт Берне. Он увлекался стихами, хорошо знал творчество шотландского поэта.
– Когда вы увидите длинный, крытый соломой дом, в котором появился на свет Берне, обратите внимание на расположенное рядом небольшое строение из глины всего с одним узким окном. Его построил отец Бернса, человек скромный и бедный, еще в то время, когда в числе других налогов существовал и налог на окна. Так как денег не было, ему пришлось ограничиться одним окном.
Я с благодарностью воспользовалась этими и другими советами Джеймса Олдриджа.
В Стратфорде – утопающем в зелени небольшом городке я зашла в старенький домик под черепичной крышей, где родился Шекспир. Простота и минимум удобств: деревянная кровать, камин, кухня с чугунной и глиняной посудой. Под стеклом хранятся различные документы, посмертное собрание сочинений, изданное в 1623 году. На средства, собранные почитателями памяти великого драматурга, построен театр, в котором ежегодно с апреля по ноябрь ставятся шекспировские пьесы.
Следующим городом, где проходили наши гастроли, был изрешеченный автострадами и бедный зеленью Глазго. В городском музее есть немало отличных работ французских, английских и шотландских художников, среди которых центральное место занимают полотна Рембрандта. Уникален музей моделей торговых и военных судов, вряд ли где в мире есть еще такой. Роскошные отели и помпезные дома городской элиты соседствуют с черными от копоти трущобами рабочих кварталов. Знаменитый некогда судоверфями город стал рекордсменом по безработице.
В Солфорде – городе, расположенном на берегах Айруэлла, особенно поразил меня район под названием Нижний Броутон. На его узких, мощенных булыжником улочках, заваленных отбросами, теснятся десятки ветхих хибар. Их стены – в глубоких трещинах, кирпичная кладка того и гляди разрушится. Некоторые строения снесены, другие покинуты жильцами из-за угрозы обвала. «Не подходите, пожалуйста, так близко к стенам, – предупреждала сопровождавшая пас Лилиан Бауерс, член комитета группы содействия решению жилищной проблемы. – Только вчера здесь упала стена и придавила двух прохожих. Муниципалитет Солфорда не может найти денег па ремонт пришедших в негодность строений, заселенных бедными семьями, хотя само существование этих лачуг является, согласно закону, «нарушением общественного порядка».