На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
Если столь трудна жизнь бедняков, имеющих крышу над головой, то что говорить о бездомных. В одном только Лондоне их насчитывалось в то время несколько десятков тысяч. Еженедельник «Обсервер» сообщал о мытарствах лишенных крова англичан. Дело дошло до того, что муниципалитет одного из городов близ Ливерпуля переделал под жилье старую ветряную мельницу, куда могли попасть лишь счастливчики за довольно умеренную по английским стандартам плату – 15 фунтов стерлингов в неделю.
Приглядываясь к англичанам, я не заметила в них какой-либо замкнутости, сухости в общении, молчаливости. Встречали радушно, в гостеприимстве им не откажешь. В Ричмонде жена настоятеля местного собора и его дочь – сам настоятель умер – пригласили меня на чашку чая, показали костел. И когда под его сводами подхваченная разными
Во всех городах концерты прошли при аншлагах. Студенческая молодежь посещала их и для лучшего усвоения русского языка. В Англии очень популярен журнал «В помощь изучающим русский язык». В Глазго есть институт по исследованию проблем, связанных с нашей страной, подобные центры существуют и в подавляющем большинстве университетов. Энтузиасты русского языка были первыми среди тех, кто хотел послушать наши народные и советские песни. Часто случалось так, что зал превращался в огромный хор, и все мы – русские и англичане – чувствовали, как сближает нас раздольная, рожденная душой народа мелодия. В Ричмонде песню «Течет Волга» пришлось повторять до тех пор, пока не погас свет, так полюбилась она аудитории.
…«Эван Маккол», – представили мне в один из вечеров симпатичного джентльмена, известного драматурга и собирателя старинных народных песен. Я думала услышать от него нечто о тонкостях и особенностях фольклора Англии, Шотландии, Ирландии, наконец, об истоках народных песен и мотивов, восходящих к Робину Гуду. Но за все время встречи он не сказал ни единого слова о том, что мне хотелось узнать. Оказалось, англичане редко рассказывают о своих профессиональных успехах, о главном деле жизни. Хвастовство же здесь и вовсе исключено. Показывать свою эрудицию считается дурным тоном. Зато сэр Эван Маккол не поскупился на комплименты, вспоминая о гастролях в Англии балетной труппы Большого театра в 1956 году.
Разные, не похожие друг на друга люди с одинаковым восторгом и восхищением рассказывали тогда о выступлениях балета ГАБТа так подробно, как будто они прошли всего неделю, а не добрых семнадцать лет назад.
Однажды, когда я выходила из отеля, неизвестный господин средних лет протянул журнал с моей фотографией на обложке и попросил расписаться. Затем на ломаном русском языке рассказал о своей коллекции, начало которой положила Г. С. Уланова. В то время сэр Уильям Бастор – так звали любителя автографов – в числе тридцати двух англичан-статистов был привлечен к участию в спектаклях советской труппы.
– После премьеры «Ромео и Джульетты», – не без удовольствия вспоминал он, – овации длились более получаса. Девятнадцать раз выходили па поклон ваши артисты, к ногам которых сыпались сотни алых гвоздик, тюльпанов, образовавших на рампе густой и яркий цветник. Поверьте, ни королева Англии, ни премьер-министр Великобритании с супругой, пи ведущие артисты английского балета, театра, кино – а среди них были такие знаменитости, как Марго Фонтейи, Берил Грей, Гильберт Хар-динг, Мойра Ширар, Лоуренс Оливье, Вивьен Ли, – никогда прежде не видели ничего подобного. Желающих посмотреть советский балет оказалось столько, что, выходя поздним вечером из театра, в темноте и тумане октябрьской ночи можно было увидеть множество закутанных в пледы человеческих фигур, устраивающихся на раскладушках, матрацах, стульях на ночь, чтобы утром встать в очередь за билетами. Ажиотаж вокруг гастролей Большого театра опровергал все традиционные представления относительно неторопливого, спокойного, вежливо-холодного характера жителей Альбиона.
Видимо, откровением для англичан явилось многообразие выразительных средств в танце, актерской игре наших артистов, богатство хореографических ресурсов, одухотворенность и непринужденность исполнительского стиля, основывающегося на реалистических принципах русского балета.
– Мои соотечественники получили
Я потом еще дважды посещала Англию, но, думаю, она так и не открыла мне нараспашку своего сердца. Кто знает, может ли чужестранец до конца разобраться в мыслях и чувствах выдержанных и все-таки скупых на излишние эмоции обитателей древнего Альбиона, понять эти непривычные серые туманы, изредка пробиваемые редкими лучами солнца, подстриженные и ухоженные газоны и лужайки, традиционные зонтики, котелки и курительные трубки? Кто знает?…
Тепло северного солнца
Мысль написать о Норвегии возникла под впечатлением встречи М. С. Горбачева с премьер-министром Норвегии, председателем Норвежской рабочей партии Гру Харлем Брундтланд, состоявшейся в Кремле в декабре 1986 года.
Собеседники договорились о продолжении диалога, о поддержании конструктивных, содержательных связей как на государственном, так и на партийном уровне – между КПСС и Норвежской рабочей партией.
– У нас в отношении Норвегии нет никаких злых намерений, – говорил Генеральный секретарь нашей партии. – Симпатии к ее народу в пашей стране давние. И холодок, который наблюдается в отношении Норвегии к Советскому Союзу, не имеет никаких оснований.
Действительно, норвежская земля, давшая миру Грига и Ибсена, Нансена и Амундсена, помогавшая русским военнопленным залечивать раны от зверств гитлеровских палачей в дни Великой Отечественной войны, не может и не должна служить почвой для антисоветизма, конфронтации, недоверия.
Будучи в Норвегии в 1983 году, я встречалась с оленеводами севера и земледельцами юга страны, студентами университета в Осло и шахтерами Киркенеса, рыбаками Танангера и судостроителями Ставангера… Их симпатии – на стороне всех миролюбивых народов. В этом я убеждалась не раз за время моего пребывания в скандинавской стране, организованного обществом «Норвегия – СССР». Может быть, истоки дружбы между двумя странами – в самой истории. Ведь еще в прошлом столетии деятели культуры и искусства двух государств обменивались визитами и вели оживленную переписку. Например, Лев Толстой и Бьёрнстьерне Бьёрнсон. Два писателя нашли общий язык, и их переписка вошла в анналы истории. В доме-музее известного норвежского писателя, поэта и драматурга я видела портрет Толстого, его книги с пометками на полях. Наверно, не случайно Энгельс отмечал, что за последние два десятилетия прошлого века Норвегия пережила такой подъем литературы, каким не может похвастаться ни одна страна, кроме России. Надо сказать, что именно в эту пору в Норвегии шла ожесточенная борьба за независимость и во главе этого движения стоял не кто иной, как Бьёрнсон. Народ, имеющий давние демократические традиции, победил: в 1905 году страна обрела независимость, расторгнув унию с соседними государствами, существовавшую более четырех столетий.
В Норвегии приятно удивило меня обилие памятников и памятных мест, напоминающих о совместной борьбе народов наших стран с фашизмом. В Осло, на Западном кладбище, на сером обелиске с фигурой советского воина высечена трогательная надпись: «Норге таккер дэрэ!» – «Норвегия благодарит вас!» Это памятник доблестным советским воинам. Их фотографии бережно хранятся во многих домах норвежцев.
– Оккупация обошлась норвежскому народу в 15 миллиардов крон, тысячи патриотов погибли в застенках гестапо, – заметил сопровождавший нас представитель прессы, когда наша делегация оказалась на лесистой вершине одного из холмов Холменколлена, пригорода норвежской столицы, – И разумеется, военные приготовления, которые берут начало в штабе вооруженных сил НАТО, здесь совершенно неуместны…