На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
– Песня – это как встреча с покинутым домом, с родными и близкими, с теми, кого мы любим, кому дали жизнь,- так говорили ей фронтовики.
Однажды шел концерт. Командир торопил артистов – скоро начнется бой. Через минуту-другую зрители в солдатских шинелях пойдут в атаку…
А наутро ее позвали к раненому. Молодой боец метался, стонал, шептал пересохшими губами:
– Мама!
Она погладила его по голове, откликнулась:
– Что, сыночек?
– Я выполнил все, что обещал вам,- боец вскинул глаза, пристальнее вгляделся в сидящую рядом женщину,- взял «языка» и доставил командованию. А вы помните о моей просьбе?
И она запела
Тихо, вполголоса. Раненый опять заметался. Она наклонилась над ним. Ее слезы упали на лицо парнишки. Руки солдата искали опоры, он все звал и звал:
– Мама! Мама! – И уснул под звуки колыбельной.
Прошло полгода. В небольшом зале старенькой школы шел очередной концерт. Когда после спетой песни раздались аплодисменты, она вдруг услышала:
– Мама!
К ней бежал боец с Золотой Звездой Героя на гимнастерке. Они обнялись.
В окружившей их толпе пронесся шепот:
– Русланова сына своего нашла!
– Сыночек, я так рада тебя видеть! Как здоровье твое?
– Воюем, мама. Крепко бьемся. Вот услышал ваш голос, и во мне сразу все проснулось. И лицо ваше вспомнил, и руки, и песню…
Интересно, что и после войны, вплоть до своей кончины, артистка встречалась с героем-разведчиком. Их породнила песня.
В конце 1943 года Лидия Андреевна Русланова в составе концертной бригады приехала во второй гвардейский кавалерийский корпус под командованием Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Крюкова. В это время в одном из его полков проходило собрание, на котором было зачитано письмо колхозницы,- она передала государству свои трудовые сбережения, чтобы на эти деньги сделали пушку для ее сына-артиллериста. Потом выступила Лидия Андреевна и сказала, что тоже отдает свои средства на постройку батареи из четырех «катюш». Три месяца спустя Русланова снова прибыла в часть и торжественно «вручила» бойцам свой подарок.
Десятый минометный гвардейский полк громил врага на Западном фронте, штурмовал фашистские укрепления на Одере. Руслановские «катюши» приближали долгожданный День Победы.
В Берлин в мае сорок пятого она прибыла вместе с ансамблем донских казаков под управлением Михаила Туганова.
Никогда не забудется ставший легендой концерт Руслановой у поверженного рейхстага. Лидия Андреевна исполняла под гармошку с колокольчиками русские народные песни «Степь да степь кругом», «Ай да Волга, матушка-река», «По диким степям Забайкалья», и солдаты, только что закончившие свой последний бой, сломавшие хребет фашистскому зверю, плакали, не стыдясь слез.
– Неповторимые, незабываемые мгновения,- вспоминала об этом эпизоде свой яркой жизни Лидия Андреевна.- Людей собралось множество, участники боев за Берлин стояли вплотную друг к другу. Сначала хотели устроить концерт в одном из уцелевших залов рейхстага, но из помещения еще не выветрился удушливый запах порохового дыма. Поэтому эстраду перенесли на парадный вход. Солдаты выкрикивали названия песен, которые хотели услышать. Я понимала их настроение. Далеко ушли они от родного дома, долго не видели близких, истосковались по привольной русской песне. И слушали с каким-то особым, непередаваемым чувством. Я сказала: «Спою, голубчики, что хотите, спою». Я видела на колоннах рейхстага следы от снарядов и пуль, видела автографы наших воинов. Один из них мне запомнился навсегда: «Я в Сибирь, в родную деревеньку, непременно к матери приеду». Кто знает, может, эту строку из песни оставил слушатель того концерта… Многие песни по просьбе воинов
Спустя много лет поэт Евгений Евтушенко вспомнил об этой песне в стихотворении «Руслановские валенки». Там есть такие строки:
Когда мы с «Ура!»
хоровым
и с песнями в глотках
рисковых рванули вперед,
на Берлин из страшных снегов
подмосковных – в валенках,
в валенках, в неподшитых
стареньких.
«Валенки»… Пройдет время, и валенки-то носить перестанут, а песню петь будут, песня останется людям.
Популярность Руслановой была безграничной. Одно только ее имя приводило в концертные залы людей и в 30-е, и в 70-е годы.
Народ наш любит песню, ценит ее исполнителей. Но в признании народном с Руслановой не мог соперничать никто из ее коллег. Даже железнодорожное расписание было бессильно перед ее популярностью – мне рассказывали, как у глухого разъезда на Сахалине толпа людей простояла целую ночь, чтобы хоть краешком глаз взглянуть на «Русланиху». И поезд остановился…
Выйдя из самой гущи народа, Лидия Русланова своими песнями воздвигла памятник в человеческих сердцах.
Пятьдесят лет звучало по стране ее контральто, которое невозможно спутать ни с каким другим голосом. Талантом и мастерством Руслановой восхищались такие знатоки, ценители народной песни, как М. Горький, А. Толстой, А. Куприн, В. Качалов…
Ф. И. Шаляпин, впервые услышав но радио трансляцию концерта Лидии Руслановой из Колонного зала Дома союзов, писал в Москву известному эстрадному деятелю и конферансье А. А. Менделевичу: «…Опиши ты мне эту русскую бабу. Зовут ее Русланова, она так пела, что у меня мурашки пошли по спине… Поклонись ей от меня».
В последние годы миллионы людей видели ее на телевизионных экранах. Она вспоминала свою жизнь, пела песни, снова и снова вела разговор со своими многочисленными корреспондентами-друзьями – фронтовиками, юными слушателями.
Было что-то неувядаемое в ней. Ее молодые глаза сияли, люди тянулись к ней сердцем, как к своей, родной, и это придавало силы.
В ее квартире на Ленинградском проспекте столицы я увидела прекрасную библиотеку, а в ней и библиографические редкости, и лубочные издания, и произведения классиков русской и мировой культуры. Неизменными спутниками Руслановой были Некрасов, Кольцов, Фет, Никитин, Пушкин, Есенин, Лев Толстой, Гоголь, Чехов… У этих мастеров слова она училась любви к Родине, к ее далям и просторам, к земле, на которой сама выросла.
В августе 1973 года Лидия Андреевна еще пела в Ростове. Когда «газик» выехал на дорожку стадиона и раздались первые такты песни, зрители встали. Стадион рукоплескал, и ей пришлось совершить лишний круг, чтобы все разглядели ее – одухотворенную и удивительно красивую.
То был ее последний круг почета… А потом, в Москве, тысячи людей пришли проститься с ней. Стоял сентябрьский день, багрянцем отливала листва в разгар бабьего лета и золотились купола Новодевичьего. Она смотрела с портрета на пришедших проводить ее – молодая, в цветастом русском платке, в котором всегда выступала.