На пороге великой смуты

Чиненков Александр Владимирович

– Это ты ищешь Вайду? – спросил тот, посасывая дымок из зажатой в зубах трубки.

– Я. А что? – ответил Нага, на всякий случай нащупывая за поясом рукоять кинжала.

– А для чего он тебе нужен? – поинтересовался старый цыган, стараясь придать тону своего голоса побольше безразличия.

– Это тебя не касается, – огрызнулся Нага. – Я только ему скажу, для чего он мне понадобился.

– Ну хорошо, – согласился цыган. – Тогда покажи мне то, что ты собираешься продать или обменять на опий?

– Нет, только продать, –

отрезал Нага и внимательно посмотрел в глаза старика. – Покажи мне пятьдесят целковых, тогда увидишь…

Цыган оглянулся. Он увидел, что все его соплеменники, позабыв о делах, украдкой наблюдают за их разговором. Не сводя строгого взгляда с бледного лица Наги, он опустил правую руку в карман полушубка и извлёк из него кожаный кошель.

– В нём сорок целковых серебром, – сказал он. – Отдаю всё за твой перстень.

– Так ты же его не видел? – удивился Нага.

– Беру не торгуясь, – улыбнулся старый цыган. – Ты денег в кошельке тоже не видел.

– Будь по-твоему, – согласился Нага, нанизал перстень на палец и, сжав кулак, поднёс его к носу старика. – Вот он. Полюбуйся.

Цыган довольно улыбнулся, развязал кошель и высыпал на свою ладонь монеты.

– Считать будешь? – спросил он.

– Ссыпай обратно, – кивнул Нага.

Старик на его глазах ссыпал обратно в кошель серебро и протянул его Наге:

– Держи. Всё по-честному.

Стянув с пальца перстень, Нага передал его цыгану, а полученный взамен кошель поспешно засунул за пазуху.

– Опий ты можешь найти в караван-сарае, – уходя, посоветовал старый цыган. – Там ты можешь поесть и заночевать, если захочешь.

Он ушёл, а Нага… Сожалея о перстне, который пришлось продать грязному цыгану фактически за бесценок, уныло побрёл в сторону караван-сарая, мечтая лишь об одном – побыстрее купить порцию опия и сполна насладиться его дурманом.

Проходя мимо рядов, где восточные купцы бойко торговали пушниной, он едва не прошёл мимо богато одетой женщины, рассматривавшей шкуру бабра. Он не обратил на неё внимания и хотел пройти дальше, но когда женщина заговорила с продавцом, её голос заставил его остановиться и обернуться.

Несмотря на недомогание, Нага едва не закричал от радости. Спиной к нему стояла так долго разыскиваемая им Амина, которой его спятивший отец оставил всё своё огромное состояние. Нага сначала подумал, что он грезит после длительного злоупотребления опия. Но видение не исчезало. У прилавка стояла Амина, которую он долго и безуспешно разыскивал. Услышав, как она сказала «дорого» и собралась отойти от прилавка, он поспешил к ней навстречу и с издёвкой воскликнул:

– Постой, да разве это деньги для тебя?

Ему приятно было видеть, как изменилась в лице и едва устояла на подкосившихся ногах неуловимая Амина. Он даже услышал, как она одними губами в ужасе прошептала: «Не может быть!»

– Ещё как может, – засмеялся он. – Если бы ты только знала, как я рад тебя видеть!

И вдруг

возле, казалось бы, павшей духом Амины выросли два крепких мужичка. Их правые руки многообещающе держались за рукояти пока ещё находящихся в ножнах сабель.

– Вас избавить от этого бродяги, госпожа? – спросил один из них, прожигая Нагу враждебным взглядом.

– Нет, немедленно уезжаем, – прошептала она в ужасе и поспешила к выходу, опираясь на руки поддерживавших её слуг.

– Давай беги, мышка, – злобно прошептал ей вслед Нага. – Теперь уж я найду тебя, не сомневайся.

Как только Айгуль скрылась из виду, Нага осмотрелся. Он увидел наблюдавшего за ним издали всё того же шустрого цыгана и взмахом руки позвал его. Тот не заставил себя долго ждать и спустя минуту уже стоял с ним рядом.

– Женщину, с которой я только что разговаривал, видел? – спросил Нага.

– Такую не увидеть трудно, – ответил тот, для убедительности кивнув.

– Ты видел, сколько старик дал мне за кольцо денег?

– Сорок рублей.

– Прямо сейчас поезжай за этой девкой, – сказал Нага. – Проследи, куда она едет, а завтра всё расскажешь мне.

– Сколько мне за это заплатишь? – оживился цыган.

– Половину того, что находится в кошельке.

– Я согласен!

– Тогда беги за конём и не упусти её, понял?

– Да. Но где я найду тебя, господин?

– В караван-сарае. Я буду ждать тебя до завтрашнего полудня!

Глава 4

Святками на Руси называли две недели зимних праздников от Рождества до Крещения; эти дни, казалось бы, светлые праздники, народ считал «погаными» и «нечистыми», их вечера – «страшными», а недели – «кривыми».

По поверьям, Святки, а особенно вторая их половина – время разгула нечистой силы. Бесы и нечисть всех рангов пользуются самыми долгими в году ночами. Черти выходят из болот, ведьмы летают на метле, хулиганят домовые и банные. Разумеется, церковь осуждала все эти поверья и объявляла их пережитками язычества, поклонением «скотьему идолу» – славянскому богу Велесу. Но даже если бесы не показывались – их с успехом заменяли сами казаки и крестьяне, переодеваясь в ряженых и пугая друг друга.

Работать в Святки категорически запрещалось. Считалось, что это такой грех, за который обязательно будет наказание свыше – град, неурожай, болезни. В частности, прядение оборачивалось нападением на скот волков, рубка дров – градом в летние месяцы. И потому во многих избах топор и гребень даже выносили на улицу от греха подальше.

У казаков издревле считалось, что святочные дни опасны для людей. По преданию, в это время нечистая сила не только выползает из тёмных потаённых мест, но и повсеместно начинает запугивать народ: мертвецы, привидения, лешие, злые духи так и снуют по тёмным улицам, подстерегая очередную жертву. Зато в Святки человек мог не только узнать своё будущее, но и повлиять на него.