На развалинах мира
Шрифт:
Города больше не было… Ко мне полностью вернулся слух и меня до самых кончиков ногтей и волос пронзил непрерывный, не прекращающийся ни на мгновение, жуткий человеческий вой, в котором смешалось все – и дикая боль, и страх, и непонимание происходящего. Кричало все! Обезумевшие люди проносились мимо меня живыми, горящими факелами, бросались в тающий на глазах снег, пытаясь сбить пожиравшее их пламя. Кто-то поднимал и снова ронял оторванную по локоть руку, не понимая, что это не его рука, а того несчастного, кого разметало минуту назад под кусками крыши, свалившейся вниз. Женщина, скуля и захлебываясь, с дикими и невидящими глазами искала что-то на земле, что было ей нужнее всего именно сейчас… Ребенок, выброшенный из коляски, как в замедленном кино погружался в мутную жижу, образованную грязью и водой, вырвавшейся на поверхность из лопнувших труб. Большой бак с горючим, сорванный с проезжавшего мимо бензовоза, угрожающе накренился, и к нему уже подбиралось пламя, обещая всем мощный взрыв его содержимого. Шофер легковушки, с неестественно вывернутой шеей, намертво ухватился за руль, а сидевший рядом пассажир, с оторванной
Снова стало темно. Я понимал, что это не ночь – с того момента, в который все началось, прошли какие-то считанные минуты. Все застило клубами дыма от повсюду вспыхнувших пожаров. Но, кроме огня, темноту рассеивало и багровое свечение, придающее всему жуткий оттенок. Позже я вспоминал его, как струящийся пламенем свет, через который все представлялось, словно залитым кровью. Я старался не смотреть и прикрывал глаза ладонью. Но не смотреть было невозможно… Земля под ногами, продолжала волноваться, живя своей, разбуженной от вековой спячки жизнью. Приходилось все время выбирать – куда поставить ногу, чтобы этот шаг не оказался последним. Кроме того – с неба летели куски того, что в нормальных условиях, по своей природе, вообще летать не могло. Шифер, стекло, кирпичи, арматура, оторванные конечности… Шальной осколок трубы вскользь задел меня по спине, и я взвыл от боли – куртка не спасла от удара.
Постепенно я перестал что-либо ощущать вообще. Появилось какое-то тупое ожесточение, отключение от всего и бесстрастное фиксирование происходящего, будто бы я был случайным свидетелем, а не полноправным участником этой сцены. Может быть, застывший на некоторое время, разум, оставил мне возможность делать все надлежащие движения в целях собственного спасения и не останавливаться на созерцании иных судеб, в неисчислимых количествах заканчивающихся у меня на глазах. Их были тысячи… Я видел, как с высоты падали человеческие тела и буквально разлетались в куски, после удара о мостовые. Видел, как в трещины в земле, проваливались целые группы, и, ухватившаяся за кромку земли, рука постепенно разжималась, после чего раздавался очередной крик. Пролетающее мимо оконное стекло, как бритвой, раздвоило какую-то полную женщину. Она только успела наклонить голову, что бы посмотреть, что с ней стало – и вся верхняя часть ее туловища рухнула вниз, а ноги их бывшей владелицы, по инерции, сделали шаг, чтобы затем упасть на все остальное… Все сразу залило кровавым фонтаном и засыпало летящей пылью и пеплом.
Кто-то пробегал, а через мгновение исчезал в пламени, или под лавиной падающего дома, кто-то молился, устремив свои просьбы к небесам – а оно отвечало ему обломками зданий, способными раздавить сразу десятки людей. Я падал, вставал, снова падал, а перед глазами мелькали уже не люди – тени, не успевающие обрести плоть. Был только один вой, оглушающий и жуткий, ломавший каждого, кто пытался сохранить хладнокровие. Пылающими комочками упало несколько птиц. Стихия огня настигла их в небе, где им было гораздо легче уцелеть, чем нам – а вслед за ними, переламывая своими лопастями всех, кто не успел увернуться, свалился военный вертолет. Он коснулся тротуара и на месте падения сразу раздался взрыв, скрывший в себе и экипаж, и всех, кто оказался поблизости. Кусок плексигласа от кабины швырнуло рядом со мной, а часть обшивки вертолета вонзилась в стену дома, отхватив у замершего за мной парня клок волос. Он вскрикнул и бросился бежать. Из эпицентра взрыва вылетело несколько фрагментов тел… Какой же это был ужас!
Я замечал, как ломало и скручивало в штопор, массивные, металлические балки, как от фонарей отлетали провода, и они змеями цеплялись за все подряд, мешая людям убегать от быстро возникающих очагов огня. Какое-то время я стоял в неподвижности, возле покосившейся стены одного из зданий, надеясь на то, что оно защитит меня от продолжавших падать сверху предметов. В чем-то я оказался прав, но она не спасала ни от жара, ни от несущихся толп. Раздался еще один взрыв – разорванные газовые трубы соприкоснулись с огнем, и тех, кто, подобно мне, попытался остановиться возле стены, повалило друг на друга. Я понимал, что бежать, собственно, некуда – то, чего мы боялись, происходило везде, на всей территории города. Не было и не могло существовать таких мест, которые способны бы были уберечь жаждущих спасения – ни подвалы, ни случайные укрытия, не помогали никому и лишь становились ловушками и могилами для многих, вверивших им свои жизни.
Но мне везло! Невероятно, немыслимо – но везло! По всем законам, всем примерам того, что видел, я уже не раз должен был разделить участь погибших, или, как минимум, быть, хотя бы, ранен. Но, если не считать многочисленных ушибов и ссадин, со мной ничего серьезного до сих пор еще не произошло. Хотя, еще ничего и не кончилось…
Смерть собирала свою жатву. Ее жертвы были неисчислимы. Разломилась надвое, вздыбившись вверх кусками асфальта, дорога – из отверстия полыхнуло огнем, и его языки дотянулись до тех, кто оказался в тот момент по обе стороны трещины. Живые свечи тщетно пытались сбить пламя, в агонии падая именно туда, откуда оно появилось. Куском кабеля, сорванного со столба, захлестнуло ноги у грузного мужчины, последовал рывок – и к многочисленным жертвам добавилась еще одна, повисшая высоко над землей головой вниз. Хруст, треск и гул падающего дома – и уже неразличимы в общем шуме всхлипы и стоны тех, кто оказался рядом, попав под падающие обломки. Женщина, прижимающая к груди совсем голого младенца – возможно, она успела каким-то чудом вырваться из этого дома. И чья-то рука, вдруг в тупом безумии ухватившаяся за шею и начавшая душить ее… Тех, кто поддался безумию, счет
Смерть была рядом, задевая меня своими крыльями… Но она щадила, оставляя жизнь там, где остаться в живых было просто нельзя. Я прыгал через ямы, а из тех, кто пытался последовать моему примеру, никто не мог дотянуться до края и с криком летел в огненную бездну. Я пригибался – и свист осколков глох в телах тех, кто не успел пригнуться вовремя, вместе со мной. Я останавливался – и проносившаяся мимо плита, цепляясь за других, размазывала их об землю.
Повсеместно стали раздаваться взрывы. Один из них прогремел совсем рядом. Я почувствовал резкий запах газа, рвущегося на поверхность из оборванных труб, и бросился наземь, прикрывая голову руками. Еще один взрыв вспучил остатки от уцелевшего покрытия дороги и вырвался наружу, громадным, огненным фонтаном. Внезапный, сильный порыв ветра с невероятной мощью налетел из-за спины, и я, успевший подняться, вновь был сбит с ног на землю. Я вцепился в кусок арматуры, оголившейся из обломков плиты, неимоверным усилием подтянулся к ней вплотную, пытаясь противостоять этому напору. Несколько секунд нельзя было определить – где верх, а где низ, все просто взлетело и перемешалось в воздухе в одно целое, а потом рухнуло обратно. Ударил и унесся прочь оглушительный хлопок – и я вообще перестал что-либо слышать. На моих глазах взметнулись и рассыпались в куски те дома, которые еще устояли и не развалились в предыдущие минуты. В полной тишине – я продолжал ничего не слышать – я повернулся туда, откуда налетел этот шквал, и в сердце, и без того сжавшееся от ужаса всего увиденного, ворвался леденящий холод…
Там, вдалеке, я увидел быстро растущий гриб. Он поднимался к темному небу, вырастая до гигантских размеров и закрывая собой всю восточную часть города. Я сразу вспомнил, что где-то там, среди холмов и сопок, располагавшихся за пределами города, находится центр по изучению ядерной энергии. Сколько же об этом писали… Гриб раздувался с каждым мгновением, заполняя собой всю видимую часть неба. Возле его ножки, вырастающей под все более увеличивающейся шапкой, заструились быстро изменяющиеся вихри, а в том месте, где он касался земли, во все стороны стал расползаться чудовищный вал, сметающий все на своем пути. Гриб достиг облаков и разодрал их, пробив нависшую над городом тучу из пепла и пыли. У основания, ярчайшей звездой, вспыхнул огонь, весь гриб разорвало сполохом множества молний, все они слились в один жуткий глаз, смотрящий на город с чудовищной высоты.
Это был не просто страх… Сама преисподняя показала свой лик, безумный и могущественный, неумолимый и всепожирающий. А в следующее мгновение начался ад! Не было ни верха, ни низа, ни дня, ни ночи. Все стало одного цвета – цвета смерти! Плавились и горели камни, неслись вырванные с корнями деревья, земля под ногами становилась на дыбы. Даже на следующий день я бы не смог вспомнить, как мне удалось спастись. Но, если до Большого взрыва я еще что-то соображал, то после, мною руководил только инстинкт…
Выжить в этом аду было нельзя! Но я не хотел этого понимать – и бежал! Это был непрерывный, непрекращающийся бег! Бездонные ямы и широкие провалы, люди, летящие в них и сгорающие, не успевая достичь дна. Тени от людей, оставшиеся на оплавленных и переломанных стенах, где их настигла вспышка от взрыва. Люди, обезумевшие и озверевшие, рвущие друг друга, чтобы вырваться, вылезти первыми из этого кошмара. Разум был бессилен – мною руководил только ужас! Раньше, чем плита, содрогаясь, исчезала в расширяющейся яме, я успевал перепрыгнуть на другую. Прежде чем испепеляющий огонь вырывался из глубин, я покидал опасное место, чтобы через мгновение покинуть и его. Сколько это продолжалось? Минуты? Часы? Я задыхался, одежда превратилась в рваные и тлеющие лохмотья, руки были изрезаны и обожжены, волосы обгорели. Сердце рвалось из груди, а легкие тщетно искали хоть глоток чистого воздуха, не замутненного чадом, копотью и пеплом…