На развалинах мира
Шрифт:
Я видел, как в черном небе, покрытом сполохами огня и взметнувшимися вверх обломками, падал самолет. Он заваливался на одно крыло, из правого двигателя валил густой шлейф дыма. Надсадный рев сменился громовым раскатом – одно крыло отвалилось, и весь аэробус стало кружить и стремительно нести к земле. Из исполина вываливались маленькие пятнышки, едва различимые при этом свете – возможно, это были люди. Разваливаясь, самолет пересек небо, проложил себе страшную дорогу сквозь тучу и дым – и огненный столб возвестил о том, что он упал где-то за несколько километров от того места, где я находился. А точки, которыми усеяло все небо, все падали и падали на горящий город – и вскоре первые из них достигли его поверхности. Тем, кто погиб сразу, повезло больше – они не испытали тот всепоглощающий страх, который до последнего момента был спутником тех, кто летел навстречу неотвратимой гибели. А потом вздрогнуло само небо! Дернуло так, что казалось, от этого рывка погибнет все, что еще осталось. Подлетая вверх от толчка, вырвавшего у меня землю под ногами, я заметил, что в том месте, где тянулся огненный хвост, часть города, будто
По спине словно простучали дробью. От острых, жалящих прикосновений я вскрикнул – это целая коробка гвоздей, падая с высоты, окатила меня своим дождем и лишь по случайности – пока я стоял, нагнувшись – не выбила мне глаза. Они были слишком мелки, чтобы причинить сильный вред, но падали с высоты и оттого вонзались с большой силой. Ослепи они меня – и любой мой последующий шаг мог означать только гибель… А ран хватало и без них. После трубы, как плетью прошедшейся по моей спине, осталась рваная, кровоточащая полоса. После пыхнувшего в лицо огня – сгоревшие брови и ресницы. А острые углы, за которые я все время цеплялся при беге и прыжках, оставили на теле многочисленные синяки, а кое где и открытые порезы. Силы были уже на исходе – столько времени сопротивляться ежеминутной, ежесекундной возможности быть погребенным заживо, сожженным, раздавленным и искалеченным и при всем этом продолжать двигаться, держаться… Я чувствовал, что скоро сломаюсь, не смогу сопротивляться – и тогда все. Конец. Но ноги сами несли меня прочь, руки отбрасывали препятствия, а измученное и избитое тело не сдавалось, и весь я, от кончиков обломанных ногтей и до содранной кожи хотел жить! Падали горящие столбы, разверзались пропасти – я карабкался по отвесным, сползающим вниз стенам, и выскакивал наверх. Жить! До тех пор, пока есть силы, пока я могу сделать хоть шаг – я должен был жить! И эта жизнь нужна была не только мне – я обязан был уцелеть в этом аду, чтобы вернуться домой, к тем, кто остался далеко отсюда, и, может быть, даже не представлял себе, что сейчас тут происходит!
… Мы держались за руки, сами не понимая, на что надеясь. Мы, это те, кто оказался под завалом из нескольких деревьев, снесенных ураганом со своих мест и при падении образовавших естественное укрытие. Нас было примерно пятнадцать, возможно, двадцать человек. Мы оказались здесь случайно – в поисках спасения, сбившись в группки, мы набрели на это место, и вскоре к нам присоединились еще несколько таких же, сбегавшихся отовсюду. Над головами бушевал смерч, и лишь по счастливой случайности, мы еще не попали в его эпицентр. Из черного облака вылетело что-то массивное, и вскоре мы сумели разглядеть, что это автобус, заброшенный на немыслимую высоту, падает на город вместе со всеми своими пассажирами. Он врезался в стену дома на уровне пятого этажа и этим окончательно снес пока еще державшиеся стены. Из его сдавленных окон начали падать тела людей, но и мертвым не настало покоя – смерч подхватил их и унес с собой, как он уносил все, чего касался. Сила смерча превышала все нами виденное – он лишь слегка коснулся другого здания и развалил его пополам. Крыша дома всем своим шатром приподнялась вверх и, едва смерч покинул это место, с грохотом и лязгом упала обратно. Дом задрожал, стены стали сыпаться большими кусками… Через минуту, на месте здания, высилась лишь груда руин и обломков, перемешанная с битым стеклом, осколками кирпича, трубами, лестничными пролетами и раскрошенной в труху мебелью.
Деревья над нами вспыхнули – порыв ветра донес до листвы языки огня, и наше убежище превратилось в один большой костер. Пламя, пригибаемое ветром к низу, заживо поджаривало тех, кто оказался не в состоянии покинуть навес вовремя. Их мольбы и крики уже ничего не могли изменить – мы не в силах были им помочь из-за сплошной стены огня. Одно из деревьев треснуло, а подземный толчок сбросил его вниз, на пытающегося выползти из завала парня, придавив его голову к земле. Он судорожно дернулся, руки вцепились в дерн. Все было бесполезно – огонь уже жадно лизал его тело, и жар его был столь силен, что мы вскоре увидели, как сквозь лопнувшую кожу и обугленное мясо появились белеющие позвонки. Но и тех, кто успел выскочить, смерть не собиралась щадить!
Дикий, нечеловеческий крик раздался поблизости. И, хотя вокруг все гремело и трещало, я обернулся, уловив в этом возгласе что-то такое, на что нельзя было не отозваться. Женщина, стоявшая на коленях и протягивающая перед собой маленькую девочку трех или четырех лет, отчаянно вскрикнула:
– Помогите!
Я перескочил через кого-то, отбил рукой пытавшегося мне помешать мужчину и упал возле матери и ее ребенка.
– Ааа!
Кричала не девочка – она только широко раскрытыми глазами смотрела
– Спасите!
Я сглотнул подступивший комок, и, силой разжав пальцы женщины, забрал у нее девочку. Та только подняла на меня свои глаза. В них была такая мука, что я прижал ее к себе, не в силах смотреть ей в лицо. Женщина покачнулась и упала. Я вскочил, продолжая удерживать девочку на руках. Почти сразу, на то место, где мы находились, упала целая груда пылающих досок и похоронила под собой и мать и еще несколько, случайно оказавшихся поблизости, человек. Бежать с девочкой было тяжело. Я прижимал ее к себе, что-то шептал, сам не зная как успокоить ребенка – как это было сделать при бушующем повсюду хаосе? Сильный рывок за ногу сбил меня на землю – кто-то с дикими глазами цеплялся мне за штанину зубами. Руки несчастного были оборваны по локоть, и он истекал кровью, не имея сил, чтобы вылезти из ловушки, в которую он попал. Я рванулся, почувствовав при этом, что вырвал у погибающего несколько зубов. Мимо пролетела одна доска, другая – это сыпался дом, словно сложенный из карт и теперь дрожащий на поверхности. А внизу вздымалась и опускалась земля, заглатывая и переваривая тех, кто не смог избежать ее смрадного зева. Я пригнулся – кусок стекла просвистел надо мной и пропал в трещине, из которой било пламя. Трещина угрожающе приблизилась ко мне… И это был самый лучший прыжок, который я когда-либо делал в своей жизни! Яма оказалась позади, но зато дорогу преградила целая баррикада из автомобилей, наваленных друг на друга. Лавируя между ними, обдираясь и оставляя на них остатки своей одежды, я с трудом выбрался на открытое место. Девочка, потерявшая последние силы, уронила головку мне на плечо, а ее, не пострадавшая рука, обнимавшая меня за шею, безвольно повисла.
– Держись! Слышишь! Держись! Я спасу тебя!
Я остервенело метался из стороны в сторону, уворачиваясь от множества падающих предметов, полз и прыгал, бежал и замирал на месте, вновь бежал – а девочка, словно отяжелела, и, как камень, повисла на руках, не подавая никаких признаков жизни. Где-то мелькнул белый халат – хотя белым назвать его можно было лишь отчасти. Я дико заорал:
– Врача!
Но это был не врач. А если и врач – он уже ничем не смог бы нам помочь. Тело мужчины висело на прутьях, которые торчали из земли, один из них пробил его затылок, что придало лицу жуткое выражение… Еще один сильный удар заставил меня опуститься на землю. Очередная подземная волна приподняла все, а затем сбросила вниз, в который раз смешав трепещущие тела и тяжелые обломки в одно целое. Девочка выскользнула из ослабевших пальцев и покатилась по наклонной плите. Я рванулся следом. Пальцы почти ухватились за край ее пальтишка и соскользнули по мокрой поверхности, уже пропитанной кровью ребенка. Она на мгновение задержалась на краю и исчезла, сорвавшись в глубокую расщелину…
Плита накренилась и стала оседать. На тот край, где только что была девочка, упал телеграфный столб, другой край резко подбросило вверх, вместе со мной. Перелетая через трещину, я увидел, как подо мной разливается целое море огня. Там взорвалось что-то, хотя казалось, что в городе взорвалось уже все, что только могло. Одними зубами я вцепился в провод, оказавшийся перед самым моим лицом. Потом ухватил его рукой, подтянулся от пламени повыше, а затем, раскачавшись, перепрыгнул на дерево и уже с него, на капот горящей машины. Огненная лава осталась позади, а в ней – та, которую я так безуспешно пытался спасти…
Не только я пытался помочь другим. Многие, порой ценой собственной жизни, вытаскивали из завалов и огня своих друзей, а то и вовсе незнакомых им людей. Вот, отчаянным рывком, юноша поймал падающую в провал девушку. Вот, женщина, еще имеющая возможность спастись, отпустила веревку, чтобы не дать ей оборваться под слишком большим весом ќ- за нее держались сразу несколько… Молодая мать, чей сын оказался придавлен большим валуном, сумела найти в себе силы, чтобы сдвинуть эту махину с места и освободить его. Старик, ставший живым мостом через трещину – по нему пробежало не менее десятка, прежде чем его руки разжались, и он рухнул в яму, где уже корчились другие. Подростки, ухватившие своего падающего в бездну друга и оттащившие его от нее. Девушка, вернувшаяся, чтобы попытаться спасти подругу, которую придавило остовом машины. Она силилась приподнять ее и с мольбами смотрела по сторонам, призывая о помощи. Поздно… А затем и ей самой пришлось взглянуть в глаза той, кто собирала на этих изувеченных улицах свою великую жатву – земля разверзлась у нее под ногами и они: и придавленная подруга, и девушка, и машина улетели в пропасть.
Но были и другие, и их было не меньше, чем первых. Они просто спасали свою шкуру, не останавливаясь в своем бегстве ни перед чем. Вот толпа пробежала, по пытающимся встать, телам – и после этого на земле остались только раздавленные трупы. Группа молодых, сильных парней, отпихивающих в стороны всех, кто попадался на их пути – в огонь, в провал, куда угодно, лишь бы они не становились им помехой. Толпа сминала, давила и разрывала все, и сила ее была столь же велика, как и сила стихии, в которой она находилась. Она поднимала на руках автомобили, с их, не успевшими вылезти, владельцами, и те летели прочь, находя себе гибель в чреве своих железных коней. Кто-то пробегал по головам, разбивая каблуками черепа и лица. Те, кто оказывался внизу, не могли этого выдержать – и в итоге падали под ноги, сминающей их толпе, а вместе с ними падали и те, кто на них напирал. Но таких скоплений, где находилось множество людей, можно было встретить все реже и реже – им на смену поднимались покореженные завалы, холмы сложившихся стен и зданий, шатры разлетающихся крыш. Людей становилось все меньше и меньше…