На развалинах мира
Шрифт:
Хриплый крик вырвался откуда-то, совсем рядом, и я, вздрогнув от неожиданности, осветил вагон. В нем не уцелело ни одного окна. Все они были выбиты и во многих застряли раздавленные тела. Чье-то безумное лицо вдруг выглянуло из ближайшего окна, и я чуть не выронил фонарик, когда его увидел. Он снова закричал и его крик унесся вверх, отразившись несколько раз эхом от свода. Мгновенно, не осознавая еще зачем, я бросился от края платформы прочь и упал под уцелевшую колонну. И тотчас что-то ухнуло наверху, раздался грохот, и шум падающих камней… Я осветил поезд. То место, где находился безумец, было полностью закрыто упавшей с высоты породой, а вновь взметнувшаяся пыль не позволила рассмотреть что-либо более подробно. На ощупь – свет от фонарика мало помогал – я добрался до того места, где, по всем признакам, должен был находиться подъем. Если бы я не придерживался постоянно стены руками и не делал каждый шаг со всей возможной осторожностью – на этом, мое путешествие закончилось… Вместо лестницы нога соскользнула в пустоту,
Света моего, более чем скромного фонарика, не хватало, чтобы рассмотреть все перед собой и по сторонам. Зачем его обладатель вообще носил с собой? Но и по увиденному, я мог составить общую картину. Платформа была вся завалена, и, как таковая, уже не существовала. Надеяться, что где-то будет иначе, не приходилось. Мне предстояло выбираться здесь и нигде более – до другой станции я бы, просто, не смог дойти. Да и не решился бы, представив себе, что мне вновь придется идти изнуряющие километры в темноте, поминутно рискуя сломать себе ноги и шею. Мощные подвижки земной поверхности сказались и здесь. Результат – не выдержавшие колоссальной нагрузки стальные балки, рухнувшие вниз, а вместе с ними и куски породы. Если кто и уцелел в первые минуты – он уже или выбрался отсюда, или, попал в эту яму и теперь медленно умирал внизу… Старясь не слушать стонов, я повернул в другую сторону. Было невыносимо оставлять людей так, но я не имел даже веревки, чтобы к ним спуститься, а если бы и имел – то что бы это изменило? Не имея ни бинтов, чтобы сделать перевязку, ни уколов, чтобы снять боль, ни сил, чтобы вытащить их оттуда…
Я мог лишь поражаться тому, что подобное не случилось со всем тоннелем. Будь такое везде – добраться сюда не смог бы даже хорошо экипированный отряд спасателей. А я вовсе не относил себя к последним – хотя, когда-то, даже работал таковым, в другом городе. Но все это было давно… Я осветил тот край, где был подъем наверх. Жуткая маска смерти заставила меня сразу отвести лучик в сторону. Потом, поняв, что видеть подобное мне придется еще не раз, я вернул его обратно. Человек висел нанизанный на какой-то штырь, словно насекомое. Наверно, он падал с высоты, а это говорило о том, что там, выше, все обстоит примерно так же, как и внизу. По лицу мертвеца было понятно, что он еще какое-то время понимал, что с ним случилось, прежде чем смерть окончательно не завладела его сознанием… Трупов хватало на всем протяжении платформы. Скорее всего, я попал, куда-то, на одну из центральных станций. Но, возможно, что я и ошибся – рассмотреть что-либо более подробно у меня не было никакой возможности. Время, когда все началось, было самое оживленное – по части людских передвижений. Если то, что я видел только здесь, соответствовало тому, что могло происходить практически на каждой из многочисленных платформ метрополитена – то только под землей погибших могло быть не менее миллиона… Плюс количество внезапно остановившихся поездов, в которых людей было еще больше. Они, как и я, тоже должны были искать выход, и то, что я не встретил никого, пока шел сюда, как-то не укладывалось у меня в голове. Может быть, того времени, которое я провалялся без сознания а потом потратил на то, чтобы спуститься в туннели метро, им хватило, чтобы выйти наружу? К тому кладбищу, в которое превратился город наверху, добавилось и это, очень мало ему уступающее по численности погибших. И еще неизвестно, где было страшнее…
На время, погасив фонарь, я стал принимать решение. Как же выбраться отсюда? У станции был второй выход – остался ли он свободен? Смогу ли я по нему выйти наверх? Чтобы узнать ответ, мне предстояло пробраться на расстоянии около ста метров сквозь угрожающие завалы, практически по телам. И в любую секунду сверху могли упасть камни. Или же – искать другую станцию метро. И то и другое повергало меня в трепет – сколько же можно участвовать в этом марафоне? И там, и там – почти тупик. Гримаса судьбы, неоднократно дающая мне шанс и так же часто отбирающая его обратно… В трудные минуты во многих людях появляется что-то, что делает их жесткими и твердыми, словно стержень. И это помогает им преодолевать в первую очередь самих себя. Других же – гнет и ломает… Наверное, я все-таки был ближе к первым, хотя сам себя не считал сделанным из камня. Я прошептал:
– Я все равно вырвусь! Все равно!
Я так долго молчал, что от звука собственного голоса вздрогнул – вдруг, кто отзовется? Но в ответ были лишь стоны, глухие и мучительные…
Итак, оставалось два пути. Или здесь, каким-то образом преодолев эту яму. Или там – куда еще предстояло добраться. Не могло же быть так, что такая же яма ждет меня и возле второго выхода. Случись такое – это уже стало бы совсем издевкой, усмешкой над всеми моими стремлениями к свободе, словно я был мышкой, с которой кто-то забавляется и заставляет ее метаться по бесконечному лабиринту. Но я не мышь! Я человек!
Ответом мне было молчание – я и не заметил, как произнес свои мысли вслух. Пыль, поднявшаяся при
Я осветил фонариком эскалатор и замер в полном отчаянии. Выход здесь был еще более недоступен, чем первый. Похоже, эта часть станции, как раз оказалась по ходу той, ужасной, воздушной волны, возникшей вслед за появлением ядерного гриба. И, в итоге, чуть ли не до самого низа эскалатора, весь подъем наверх был наглухо забит всем, что ветер смог поднять и швырнуть сюда, со всей своей сумасшедшей силой. Я увидел даже вывернутую штопором машину, а так же сплющенный киоск, несколько чугунных скамеек… пробраться сквозь эту мешанину было просто нереально. Оставалось только возвращаться обратно, к яме, и уже там думать, как ее преодолеть. Приходилось быть очень осторожным, все время, опасаясь, что любое мое движение может повлечь за собой падение камней. Что касается порезов – я уже просто не обращал на них внимания, хотя по наступающей слабости понимал, что потерял немало крови…
Нога попала во что-то мягкое, и из-под нее послышался стон. Какой-то несчастный лежал на животе, лицом вниз. Одна рука у него была сломана и наружу торчала голая кость. Ноги человека были завалены под грудой камней. Похоже, что я невольно наступил на него, чем вызвал стон умирающего. Я посветил ему на голову. Он больше не стонал, но по плотно сжатым губам я заметил, что он все еще в сознании. Луч осветил массивную крепь, придавившую всю груду камней, под которой он находился. В одиночку, какой бы силой я не обладал, сдвинуть ее в сторону я бы не смог. Он это сразу понял, потому что с его губ сорвался еще один стон. Может быть, он хотел что-то сказать, но сил для этого уже не имел…
Оглядевшись вокруг – насколько хватало этого скудного света начавшего тускнеть фонаря – я увидел, что ко мне со всех сторон тянутся руки. В начале я отшатнулся, подумав, что сейчас они все вцепятся в меня и уже не отпустят, но потом опомнился. Большинство уже давно были мертвы, а если кто еще и дышал – не мог ни видеть, ни понимать, уже ничего. Все они были безнадежны – я не мог вытащить ни одного. Изувеченные тела, переломанные конечности, раздробленные головы – даже этого света хватало, чтобы увидеть, что довелось им испытать в последние минуты. У кого-то глаза вздрогнули и открылись – они молили о помощи, или, хотя бы о том, чтобы я прекратил муки их владельца. Но тогда я еще не смог бы убить человека… Даже для того, чтобы избавить его от невыносимых страданий. Глаза это поняли – говорить он уже не мог, так как все лицо человека было буквально раскрошено и залито кровью – и медленно закрылись. Стиснув зубы, я стал молча выбираться отсюда – к своей, все еще такой далекой цели. К горлу подступал непрошеный ком – я не мог не сочувствовать им, вынужденным ждать своего конца, вдали от родных, и в полном неведении того, что с ними случилось. Но я и сам был недалеко от того, чтобы оказаться в том же положении. Пару раз нога срывалась в дыры, и я едва успевал застыть на месте, чтобы не сломать ее в самый неподходящий для этого момент. Стронутая неосторожным движением, стальная балка накренилась и проскользнула мимо головы – я чудом успел наклониться, она с грохотом ударила в стену, вызвав новую серию обвалов. Я уже не различал – по чему я иду. Снова, какое-то отупение овладело мною – как защитная пленка, сквозь которую уже ничто не могло проникнуть. Но судьбе было мало того, что я уже видел – и она преподнесла мне на прощание такой эпизод, забыть который стало невозможно…
Проползая где-то, мне показалось, что я заблудился – а это вполне было возможно среди такого нагромождения. Я метнулся в одну сторону, другую – и рука, искавшая опоры, уперлась в чье-то тело. От неожиданности я отдернул ее назад, а потом, придвинувшись поближе, направил луч фонаря перед собой.
Это была девочка, примерно десяти лет. Она лежала на спине, с закрытыми глазами. Осветив ее полностью, я понял, что она тоже навсегда останется здесь – её живот был полностью разво- рочен металлическим штырем, а ступни на одной ноге вообще не было – ее оторвало. Обе руки она сложила на животе – боль, какую она испытывала, должна была быть, невыносимой… Я коснулся ее потемневшего лица – жалость к ней на минуту заставила меня позабыть, что нужно спешить, чтобы не оказаться лежащим рядом и том же положении. Машинально я смахнул пыль с ее губ – и она раскрыла их, отчего я задрожал всем телом…
– Папа…
Я остолбенел. Она так и не открыла глаза – а если бы смогла, я бы, наверное, закричал…
– Ты… Здесь?
– Да! Да! Я здесь! – Я вдруг понял, что не должен ее сейчас разочаровывать – в миг ее последней надежды. На измученном лице появилось жалкое подобие улыбки…
– Ты… Со мной?
– Да! Я с тобой! Я вытащу тебя, и все будет хорошо! Только потерпи еще немного!
– Да. Я потерплю…
У нее шевельнулись пальцы, и я взял их в свою ладонь. Они полностью утонули в ней, такие маленькие и холодные… Через секунду она умерла. Не было ни последнего вздоха, ни слова. Она даже не дернулась. Это было так, словно вдруг разом остановились часы. Шли, шли, и сразу, без предупреждения… и все.