На сопках Маньчжурии
Шрифт:
— Валериан Ипполитович, вы что же ответили ему?
Глаголев выдвинул ящик стола, достал длинный янтарный мундштук и добродушно покачал головой:
— Не возразил ему!
Красуля поднял брови.
— Не возразил! — повторил Глаголев. — Доказывать ему что-либо противное его точке зрения бесполезно. Ублюдочное мышление, понимает только свое. Туп и распропагандирован. Большевики на таких и выезжают, Помните, как он выступал против меня на банкете? Апломб, аргументация!.. Прямо с ног валит! Удивляюсь тем большевикам, которые пограмотнее
— Валериан Ипполитович, но почему же вы не возразили ему? Я не стерпел бы!
— А вот и не возразил. Сидел, кивал головой и поддакивал. Пусть думает, что я всей душой с ним. Хотят сделать революцию своими руками. И каким путем? Путем вооруженного восстания! Взвинтить своей агитацией и пропагандой нервы рабочего класса, заставить его выйти на улицу и затем уничтожить его на баррикадах и площадях. Ты понимаешь, Красуля, в современном городе с его широкими улицами, просторными площадями, которые позволяют скоплять огромное количество войск, при современном огнестрельном оружии — магазинных ружьях, пулеметах и скорострельных пушках — они хотят поднять вооруженное восстание!
— Иногда, Валериан Ипполитович, я думаю, что это провокация.
— Но прежде всего нечеловеческое, бесовское тщеславие! Быть впереди, руководить! А разжигая низменные страсти, они легко делаются вожаками толпы и столь же легко уничтожают принципы общеевропейской социал-демократии. Поэтому, дорогой Анатолий Венедиктович, поскольку вооруженное восстание погубит рабочий класс и революцию, постольку мы не можем согласиться ни с работой среди солдат и офицеров, ни, тем более, с созданием боевых дружин. Последнее приведет к решительной катастрофе: рабочий класс будет физически уничтожен, самодержавие на пролитой крови укрепит свои позиции, а социал-демократия потеряет все, что она за последнее время завоевала. Понятно?
— Абсолютно, Валериан Ипполитович!
— А раз понятно, надо и действовать сообразно: и в лоб, и в обход, и засадой.
— Именно, Валериан Ипполитович!
— Они ссылаются на решения какого-то своего якобы Третьего съезда. Для меня действительны только решения Женевской конференции.
Глаголев чувствовал себя сегодня после встречи с Цацыриным в хорошем боевом настроении. Вождь от станка! Черного от белого отличить не могут, а туда же, в вожди прут! Приоткрыл дверь в столовую и сказал тихо:
— Сашенька, чайку нам!
Мать и дочка внесли подносики с чаем и печеньем, расставили складной столик.
— Ну, прошу, прошу, — угощал Глаголев. — Дорогой мой, когда социалистические идеи станут общим достоянием, тогда естественно и совершенно безболезненно придет к нам новый мир. Естественно и, если хочешь, даже, автоматически! Ты нажимаешь кнопку — и слышишь, как тренькает звонок. Вот с такой же неизбежностью.
— Именно, именно, — Красуля откусывал печенье. — Именно, Валериан Ипполитович!
— Вооруженное восстание есть акт величайшей стихийности!
Красуля кивнул головой. По его глазам, вдруг помутневшим, Валериан Ипполитович увидел, что единомышленник не уловил его мысли, но разъяснять не стал.
3
Вечером остановились фабрики Паля, Максвеля, Торнтона и Варгунина. На следующий день утром остановились заводы Обуховский, Путиловский, Балтийский, Металлический, Франко-Русский, заводы Речкина, Глебова, Озолина, Новое адмиралтейство. Прекратили работать электростанции, перестали выходить газеты.
Окончательно остановились железные дороги, к столицам прекратился подвоз продуктов.
Цацырин был в числе тех делегатов, которые собрались в Технологическом институте от сорока бастующих заводов.
Студент, встретивший Цацырина, провел его по запутанным лестницам и коридорам в аудиторию с окнами во двор. Рабочие в пальто, в куртках сидели на скамьях. Никто не курил, никто не разговаривал.
Президиум выбирали деловито и быстро, боялись потерять минуту. Когда президиум рассаживался за столиком, дверь приоткрылась, протиснулся телеграфист:
— В Харькове баррикады, часть города в руках восставших!
— Ур-ра! — грянуло со всех скамей.
— Ура! — вместе со всеми крикнул Сергей и тут же подумал: «В Харькове баррикады! Завтра будут в Москве и у нас… Не стачечный комитет нужен нам… Ведь люди, собравшиеся здесь, представители заводов и фабрик, должны будут руководить не только стачкой, но и тем, что начнется после стачки, — вооруженным восстанием».
Он увидел в углу на парте Дашеньку и доктора Сулимина, пробрался к ним и высказал свою мысль.
— Дельно, возьми слово, Сережа.
И Цацырин попросил слова. Он заговорил об обязанностях делегатов перед рабочим классом и страной.
В какую минуту избраны они делегатами? В ту, когда революция готова перейти в свою высшую стадию — в вооруженное восстание. Разве только стачками должны они руководить?
— Разве мы — только стачечный комитет? — спрашивал он. — Мы — депутаты рабочего класса, мы — совет рабочих депутатов… Так и предлагаю отныне именоваться нам и так понимать свою задачу.
Он стоял высокий, тонкий, в черном сюртучке, похожий в этих стенах на студента или преподавателя, а не на слесаря.
А вокруг звучали реплики, возгласы. Люди вставали, вскакивали, переговаривались, все были по-особенному взволнованы.
Через полчаса собрание делегатов приняло наименование «Совет рабочих депутатов».
Родилась новая форма власти, родилась естественно, неизбежно, как единственно нужная и целесообразная.
Совет тут же обратился ко всем рабочим и работницам столицы с призывом примкнуть к стачке, выбрать депутатов в Совет по одному от пятисот и временем своего первого заседания назначил следующий вечер.