На темной стороне Луны
Шрифт:
— И до обеда не поинтересовались, что происходит без вас в отделе? — Следователь улыбнулся вежливой пустой улыбкой человека, привыкшего не верить на слово. — Вряд ли…
— Около полудня я разговаривал с дежурным…
— Допустим. А с замом?
— С Паком поговорить не удалось.
Зазвонил телефон. Нарижняк снял трубку:
— Извините…
Следователь отвечал по телефону, не спеша и внимательно глядя на Туру, будто сличая свои впечатления с телефонным сообщением:
— Да, да… Халматов сейчас у меня… Да как сказать… Не знаю…
Положив
— Хочу предупредить вас, что я выделил в отдельное производство материал о том, как вы заставили начальника Мубекирмонтажа снять с агрегата новый двигатель и поставили на вашу оперативную машину. Это звонил следователь, который занимается данным эпизодом. Милиционер-водитель сказал ему, что действовал в ваших интересах. То есть опять согласие, ставшее для подчиненного приказанием.
— Я не имею к этому никакого отношения, — сказал Тура.
— Трудно поверить. Но проверять будем. Вернемся к «Чиройли» — Пак убит в кафе, где никто его не знал. Если бы ваш заместитель хотел развлечься, то скорее всего выбрал место, где он обычно бывал…
— Что вы хотите сказать? — набычился Тура.
— То, что его послали в «Чиройли» с какой-то целью…
«Та же версия, что и у Эргашева, — будто я послал Пака в кафе…» — подумал Тура.
Нарижняк заканчивал допрос, когда из глубины здания послышались скорбные звуки оркестра. В актовом зале начиналась панихида по Корейцу.
— Читайте, подписывайте, — Нарижняк подвинул исписанные страницы. — У вас есть что-нибудь ко мне в связи с делом? Просьба, ходатайство?
— Да, — на мгновение Халматову удалось поймать ускользающий быстрый взгляд следователя, но тут же он его потерял. — Я хочу быть полезным в раскрытии убийства в «Чиройли». Лучше меня никто не знает преступников в Мубеке — их личности, повадки, «окраску», взаимоотношения враждующих групп. Я мог бы вам помочь.
Нарижняк беззвучно рассмеялся:
— Вот этого я как раз и прошу вас не делать. Не советую вмешиваться, — теперь тон его был официален. — Не надо влиять на ход следствия… И никуда не уезжайте. На этом я делаю перерыв до девяти часов завтрашнего дня.
Тура не пошел на панихиду — не хотел, не мог слушать, что там будут сейчас говорить. Тура не сомневался — деловитый Назраткулов не даст пропасть приветственному адресу, он с печальным лицом зачитает его как прощальное слово Большому Корейцу. Туре не нужно было церемониальное прощание с Паком — он с ним попрощался. А тризну еще, даст Бог, справит.
Все шли вниз, в актовый зал, а Тура поднялся на четвертый этаж.
В уголовном розыске Тура обнаружил только Какаджана Непесова. Тура так и не видел его после того, как заходил к Равшану Гапурову и застал там стоящего навытяжку Непесова.
— Ты мне и нужен!
— Слушаю, Тура Халматович…
— Сначала скажи, как вы все? Как Энвер?
Друг Какаджана, еще один воспитанник Туры, тоже был не из местных, на обоих меньше оказывали давление традиции, дружеские и родственные узы. Оба были выпускниками Омской школы милиции и, как большинство получивших высшее
— Все в порядке, устоз. Энвер на задании, все крутятся. Мне скоро на дежурство заступать. Жаль, у Алишера не побываю…
— Рапорта? — Халматов кивнул на бумаги.
— Приходится…
— Я думаю, тебя, Какаджан, с твоей памятью Гапуров использует как ЭВМ. Ты все помнишь, знаешь…
Непесов улыбнулся:
— Что-то я этого не заметил, устоз.
— Удалось установить, где Сабирджон Артыков провел последние часы перед смертью?
— Нет. Этот день — сплошное белое пятно.
— Свидетели по «Чиройли» вспомнили что-нибудь? Подруга иранца?
— С ней больше пока не разговаривали. Если следователь только… Нашли свидетеля, который подвозил Сабирджона к «Чиройли».
— Интересно…
— Артыков подсел за магистральным каналом. Видно, тот, кто его первый подвозил, свернул на Янгиер. Мы дали задания по всему региону, но пока — тишь.
— Как себя вел Артыков в машине? Что водитель?
— С Чардары. Завмаг. Ничего особого не заметил. Кроме коньяка. Попросил продать — Сабирджон отказался. Сказал, что не может. У «Чиройли» попросил остановиться. Все.
— Сабирджон сказал, куда едет?
— Нет. «Здесь, — говорит, — недалеко».
— Он ехал в «Чиройли», — Тура задумался, не сразу заметил, что Какаджан спешит. Понял только, когда Непесов спросил:
— Как вы поживаете, Тура Халматович?
— Ничего, спасибо. Меня смущает еще одно. Я говорил в КПЗ Урчашмы с Умматом…
— Кража у Анарбая Маджидова из райпотребсоюза…
— Да. Мне помнится, шприцы, «дурь» — не по его части…
— Абсолютно. Но на всякий случай лучше убедиться, — Какаджан подошел к шкафу с выдвижными ящиками — картотеке МУРа, как их называли, Мубекского уголовного розыска. — Минуту… Уммат… — Непесов быстро отыскал карточку. — Судимости… Связи… Ничего такого — с душком. Квартирный вор. Это все.
Халматов договорился встретиться с Силовым на проспекте, напротив чайханы Сувона. Окно закута, где унылый юнец, ученик чайханщика, мыл в тазу пиалушки и кормил мух, было незавешено. Через дорогу было видно, что ковер висел на стене, на своем месте.
— Эй, ты, подозреваемый, тебя зачем вызывал следователь? — услышал Тура, оглянулся и увидел, что Силач бесшумно — на выключенном двигателе — подъехал к нему.
— Я дал подписку о неразглашении, — усмехнулся Тура, усаживаясь в его тачку.
Они проехали по Великой Транспортной развязке, заканчивающейся у гостиницы «Мубек», свернули с шоссе.
Улица выглядела пустой, пыльной. К вечеру, когда жара спадала, городу возвращался обычный чуть белесый серый цвет выжженной земли, отступавшей Голодной степи.
— Дома бесполезно красить, — сказал Тура. — У них, как у людей, у каждого свой — данный ему от рождения цвет…
— Наверное, возможно, — рассеянно заметил Силач. — Когда свадьба у Алишера?
— В эту субботу.
— В ресторане?