На том краю радуги
Шрифт:
— Вы решили поиграть со мной в кошки мышки. Тянули до последнего, делали вид, что ничего особенного не знаете, а потом изобразили передо мной всеведущего друга Суэн.
Симона Бакстер смерила Майка взглядом, в котором он прочитал едва ли не презрение. Майка, который вовсе не считал, что поступил дурно, захлестнула волна гнева.
Какого черта эта девчонка из себя корчит? Тоже мне, воплощение справедливости и правдолюбия! Даже смотрит так, словно обличает, словно уверена, что видит меня насквозь!
— Ну, знаете, мисс Бакстер, — прорычал Майк, — кредит моего терпения кончился.
Симона, явно не ожидавшая от Майка подобной вспышки гнева, была обескуражена его словами. Однако ее выдержке можно было позавидовать: в глазах не промелькнуло ни тени испуга. Если бы она сказала ему в ответ что-нибудь обидное, Майк бы успокоился, но Симона продолжала сидеть и смотреть на него своим немигающим взглядом, в котором носились пыльносерые облака.
— Да вы что, мистер Гэсуэй?! — раздался бас Ронды Бифер, вернувшейся в гостиную. — В своем ли вы уме?! Едва бедняжка пришла в себя, как вы снова на нее набросились!
— Хороша бедняжка, — мрачно хмыкнул Майк, бросив на домработницу испепеляющий взгляд. — Она только что бог знает в чем меня пыталась обвинить!
Неизвестно, чем закончилась бы перепалка, но в дверь позвонили и домработница ушла, вспомнив о своих обязанностях. Симона Бакстер поднялась с дивана и, сжав папку так, словно Майк мог подпрыгнуть в своем кресле и отобрать ее, произнесла:
— Знаете, а ведь я вчера тоже ожидала услышать от вас «спасибо». Но не услышала. Так что мы квиты, мистер Гэсуэй.
Симона быстрой походкой направилась в холл и по дороге едва не сбила с ног Клэр Деверик, решившую проведать любимого внука. Девушка принялась извиняться, и Майк немного остыл, наблюдая за этой сценой. Симона была смущена — от грозной обличительницы не осталось и следа.
Майк снова подумал о том, что зря накричал на нее — в конце концов, она только что потеряла сестру, — но приносить извинения при бабуле Клэр ему не очень-то хотелось, поэтому он сделал вид, что все еще обижен и раздосадован.
Клэр Деверик, всегда милая и приветливая — иной раз даже чересчур, — великодушно простила Симоне ее неловкость и поспешила узнать, как зовут гостью внука. За этим, разумеется, последовали соболезнования, к которым мисс Бакстер отнеслась весьма сдержанно, однако сообщила пожилой даме, что похороны Суэн состоятся завтра.
— Я буду рада видеть всех, кто печалится из-за смерти Суэн, — произнесла она, и Майк подумал, что Симона лукавит.
Едва ли этой мисс Правильность будет приятно лицезреть Майка Гэсуэя, который несколько минут назад назвал ее библиотечным сурком и пигалицей, ничего не видевшей в жизни...
5
Выйдя из дома Майка Гэсуэя, Сим завернула за ближайший угол и, убедившись, что людей поблизости нет, открыла папку. Увы,
Сим открыла тетрадь в надежде, что обнаружит в ней что-то интересное, но первая же страница убедила ее в том, что тетрадь не имеет к Суэн никакого отношения.
В тетрадке чьим-то мелким убористым почерком были записаны кулинарные рецепты. Сим разочарованно перевернула несколько страниц, но не прочитала ничего интересного, кроме того, что попугаев нужно хотя бы иногда выпускать из клетки, иначе они одичают и сойдут с ума. За этой странной мыслью следовало несколько цитат из классиков, переписанных, очевидно, из какого-то сборника афоризмов.
Глубоко вздохнув, Сим захлопнула тетрадь. И зачем эту ерунду надо было оставлять у Майка Гэсуэя? Не иначе Суэн решила пошутить и проверить, станет ли ее знакомый заглядывать в папку... А может, эту тетрадку передала Суэн какая-нибудь свихнувшаяся от скуки фейнстаунская домохозяйка в надежде на то, что этими письменами заинтересуются в редакции журнала...
В любом случае тетрадка представляла собой единственную ценность: Суэн имела к ней хотя бы косвенное отношение.
Сим засунула тетрадь в папку, а папку убрала в сумку. Глупо было рассчитывать на то, что разгадка тайны гибели Суэн так легко попадет к ней в руки...
Звонок миссис Флори Бакстер застал Сим по дороге в редакцию журнала «Фейнстаун лайф», где совсем еще недавно работала ее сестра. На этот раз Флори решила дать дочери несколько советов насчет того, как вести себя во время завтрашней печальной церемонии. Сим пришлось выслушать все эти ценные наставления: как она должна быть одета, как лучше всего говорить с теми, кто будет выражать ей соболезнования, каким должно быть последнее слово, посвященное преждевременной кончине Суэн, и, наконец, какими цветами должен быть украшен гроб покойной.
Закончив разговор на привычном «да, мама, конечно», Сим подумала, что за всю свою жизнь она не врала так часто, как врет последние несколько дней. Но разве Суэн пришлись бы по душе унылые похороны, торжественно-мрачная речь, произнесенная сестрой? Разве она хотела бы, чтоб о ней говорили как о «заблудшей душе, утративший истинный путь»? Едва ли...
И, в конце концов, Суэн никогда не любила лилии. Она говорила, что эти цветы пахнут, как «духи молодящейся старушки». Но если бы Симона привела этот аргумент своей матери, то на другом конце провода раздались бы слова о больном сердце и о том, что мнение матери ничего не значит ни для одной из дочерей.
Нет, никаких лилий, поднимаясь по ступеням «Фейнстаун лайф», подумала Сим. Уж лучше я совру матери, чем если Суэн будет глядеть на меня с небес и думать, что эти «старушечьи цветы» испортили ее похороны...
Редактор, мистер Хендриксон, оказался молодым и довольно привлекательным мужчиной. Он принял Сим довольно любезно, предложил ей чашечку кофе и не замедлил выразить свои соболезнования по поводу трагической кончины Суэн. От слова «соболезнования» Симону уже начало подташнивать, но она утешила себя мыслью, что смерть делает косноязычными не только покойников.