На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь
Шрифт:
– Герберт, ты прав. Фредди, мой дорогой, ну зачем же это? Мог бы прочитать в другое время, мы с удовольствием послушаем.
– Тетя Лидия, – отвечал он, стараясь быть помягче с женщиной, – не могла бы ты помолчать хоть минутку? Говорить невозможно, если свои же родные то и дело встревают. Значит, молчишь?
– О, пожалуйста!
– Почему же, спросите вы, эти камни и цветы безвестны? – продолжал Фредди. – Что мешает им сделать карьеру, создать себе имя? Казалось бы, камни – сияют, цветы – прекрасны, всё в порядке. А славы нет! В чем же их ошибка? Сейчас скажу. Ошибка в том, что им не попался мастер своего дела, виртуоз
Сэр Герберт что-то хотел сказать, но встретил взгляд племянника и сдержался.
– Давным-давно, – продолжал Фредди, – один человек изобрел эликсир для лысых. Я имею в виду, что у них вырастали волосы. Состав мне неизвестен. Немного того, немного сего… Назывался он бальзамом Прайса.
Сид оперся подбородком в ладони и пристально глядел на портрет. Тут он заволновался.
– Что такое? Наш бальзам?
– Если Фредди не будет читать стихи, – успокоил его Тони, – вы всё скоро узнаете. Тем, у кого слабое сердце, советую за что-нибудь держаться. Ну, прочитай нам «Гунга Дин» и «Атаку легкой кавалерии» [24] , и – к делу.
24
«Гунга Дин» и «Атака легкой кавалерии» – хрестоматийные стихотворения Редьярда Киплинга (1865–1936) и Альфреда Теннисона (1809–1892).
Фредди не терпел понуканий.
– Этот бальзам, – сказал он, – всегда отличался бесценными качествами, но некому было им заняться. Старый Прайс продал своим клиентам флакончика два – и все. Как говорится, застой. Тут явился ваш покорный слуга и увидел, что в темных пещерах или, скажем, на лугах – золотое дно. Где же пещеры, где луга? Найтбридж, Мотт-стрит, вот где!
И он обвел аудиторию горящим взглядом.
– Я взялся за дело. Прежде всего я послал полдюжины флаконов будущему тестю Кубика, узнав из надежных источников, что тот – лысый как шар. Мы потолковали за ланчем. «Попробуйте! – сказал я. – Больше ни о чем не прошу. Какой тут риск? Попробуйте». Очень мозговитый дядя, надо заметить. Не удивляюсь, что он миллионер. Понял – с налета. Стал мазать голову. И через две недели – две недели! – яйцеобразный купол покрылся нежной щетинкой.
Сид громко вскрикнул.
– Если это правда, – сказал он, – имя Прайсов не умрет.
– Теперь, – продолжил Фредди, – создана компания для массового производства. Она просила меня узнать у Тони, сколько он хочет. Так и сказали: «Пусть назовет цифру». Пределов нет. Этот тесть выпустит акции на американский рынок, и деньги потекут рекой. Я в этих делах не разбираюсь. Кажется, так всегда с этими финансами.
Сид встал. Вид у него был точно такой, как у мистика.
– Да я сто тысяч затребую! – вымолвил он.
Фредди презрительно засмеялся. Сид резко повернулся к нему, он вообще не любил, когда смеются.
– Чего раскудахтался? – спросил он.
– Как тут не засмеяться! «Затребую!» Да вы-то при чем?
– Эт я?!
– Вы. Бальзам принадлежит Тони.
Челюсть у Сида медленно отвисла, лицо посерело.
– Хо! Грабить меня вздумали!
–
– Вот именно, – подхватил сэр Герберт. – Или то, мой дорогой, или это. Если вы лорд Дройтвич, вы ничем не связаны с Прайсом.
Нависло молчание. Сид явственно думал. Потом, вскрикнув «У-у!», он схватил мамашу, подтащил к столу и вложил перо ей в руку.
– Быстро, ма! – прикрикнул он. – Давай подписывай!
– Так я же, сынок…
– То-то и оно, сынок! – заорал Сид. – Твой родной сын Сид Прайс, единственный владелец бальзама! – Он оглядел собравшихся. – Нужны мне теперь эти титулы! Да на что они дались? – Он положил бумагу в карман. – Вот, у меня документик есть. Что, съели? Пошли, мамаша.
Вихрь событий совсем сбил с толку несчастную женщину. В сознании ее мелькали кошки, сойки, юристы и бумаги.
– Значит, я правильно сделала? – робко спросила она.
– А то! – заверил сын. – Понять не могу, откуда ты взяла эту чушь. Графы какие-то!..
Он вытолкнул мать на газон и сказал, обернувшись:
– Если кому понадоблюсь, гостиница «Ритц»!
– Не забудьте, – сказал Фредди, – мне десять процентов за комиссию.
Сид искоса взглянул на него.
– Ох, сел бы ты ко мне в кресло!
И с этими словами он ушел.
Тони взял Полли за руку и сказал ей:
– Ну, вот!
Сэр Герберт молодел на глазах.
– Тони! – взволновано сказал он. – Поздравляю!
– Спасибо, – улыбнулся племянник. – Ах, ты про это? Я думал, ты рад, что мы с Полли поженимся.
Сэр Герберт несколько замялся.
– Э… м-мэ… – начал он.
Но тут вмешалась леди Лидия. Она подошла к Полли и ее поцеловала. Если за поцелуем скрывался вздох о том, что графиней Дройтвич никогда не станет богатая и знатная девица, его никто не услышал.
– Душенька, – сказала она, – Тони и впрямь можно поздравить.
И прибавила, обращаясь к Слингсби:
– Смешайте мне, пожалуйста, коктейль.
– Нет! – твердо возразил Фредди. – Ради такого случая коктейли смешаю я. – Он постучал себя по груди. – Я, Фредерик Чок-Маршалл, принесший добрую весть из Аахена в Гент [25] .
– Если ты меня отравишь, – сказала леди Лидия, – я умру счастливой.
Слингсби посторонился, давая им пройти, а потом пошел за ними. Его лунообразное лицо блаженно светилось.
25
принесший добрую весть из Аахена в Гент – аллюзия на стихотворение Роберта Браунинга (1812–1889) «Как привезли добрую весть из Гента в Аахен». Заметим, что Вудхаус всегда пишет «из Аахена в Гент», тогда как у автора – наоборот.
– Коктейль? – сказал сэр Герберт. – Неплохая мысль. Как вы, Уэзерби?
– Не против.
Тони поцеловал Полли.
– Наконец, – сказал он, – мир и счастье пришли к Антони, пятому графу Дройтвичскому.
Полли, немного отойдя, печально на него взглянула.
– Тони, я не могу!
– Чего ты не можешь?
– За тебя выйти.
Тони благодушно улыбнулся.
– Подожди, приведу тебя на Ганновер-сквер, в церковь Святого Георгия – мигом обкрутимся!
– У тебя такой большой замок…