На задворках "России"
Шрифт:
— Как кошка разговаривает?
— Мяу.
— А собачка?
— Гав-гав!
— Ну, а человек?
После паузы:
— Але-але...
Такой забавный!..
Еще история из тех дней. В свое время Роза Всеволодовна уговорила шефа не работать по пятницам. Дело в том, что редакторы по давней традиции имели так называемые "творческие" (или "библиотечные") дни, кое-кто даже два, а она — не имела.
Равно как и весь технический персонал. Залыгин же по пятницам никогда не приезжал, приходилось скучать в приемной в одиночестве. И хотя компьютерному цеху, корректорской,
("Руководство" — так бесхитростный Спасский со всей серьезностью называл спайку Баннова — Залыгин, а острая на язычок Хренова подхватила и при каждом удобном случае передразнивала, интонацией изничтожая и Василия Васильевича, и само "руководство".)
Мое скептическое отношение к "нерабочим" пятницам Роза Всеволодовна знала, и это ее нервировало.
В те новогодние праздники — выходных много, а работы, как всегда, хватает, журнал-то выходит каждый месяц! — я, посоветовавшись с Василевским, предложил отдыхать 31 декабря, но зато две пятницы считать рабочими. Все приняли это как должное. Все, кроме, как ни странно, Розы Всеволодовны.
Вскоре после Нового года спрашивает:
— Вам Сергей Павлович не выговаривал за то, что мы не работали 31-го?
— За 31-е мы отработали две пятницы — до и после.
— Мне ли вам говорить, что мы и без того должны работать по пятницам, и если не работаем, то только потому, что я упросила Сергея Павловича . ..
— Но разве он не знает, что мы не работаем по пятницам? Или вы этого не знаете? А теперь вот отработали сразу две, за один предпраздничный день, от которого, как показывает практика, все равно мало толку.
— Сергей Павлович считает, что, если мы не работаем по пятницам, значит, нам просто нечего делать, надо выгнать лишних и работать все дни.
— Вот и я так считаю. А вы сопротивляетесь.
— Я сопротивляюсь?!.
Однажды Залыгин позвонил мне и с облегчением сказал, что скоро Хренова, видимо, покинет журнал. Обещала уйти к середине февраля. Жаль, конечно, она толковый бухгалтер, но никаких сил уже на нее не хватает...
Я не случайно во всех мелочах обрисовываю сложившуюся к тому времени обстановку. Всему этому даже название подобрать трудно. На самом деле так существовала в те годы вся страна, но не каждый имел возможность увидеть порядок своей жизни с изнанки, да еще так близко и отчетливо. Только в тогдашней атмосфере и могло случиться то, что скоро случилось.
В СЕРЕДИНЕ ФЕВРАЛЯ
Все-таки Залыгин в редакции появился. И как раз в середине, точнее, 19 февраля 1997 года. Эту дату я буду помнить до конца своих дней, почему — скоро станет ясно.
Из особо значимых эпизодов этому предшествовала поездка к нему бухгалтера Хреновой — уже без меня, в одиночку.
О том, что такая поездка готовится в строжайшей тайне, я узнал совершенно случайно от Розы Всеволодовны. И вслух выразил недоумение: что за секреты от меня, ответственного за все редакционные дела?
— Вы отвечаете только за то, что
Накануне она сама тоже побывала у Залыгина (он опять попал в больницу). На все расспросы сдержанно отвечала, что свидание прошло чудесно, Сергею Павловичу теперь гораздо лучше и он рвется в бой...
(Лексикон тогдашнего окружения немощного Ельцина; секретарша использовала его без малейшей иронии и каких-либо аллюзий — это просто носилось в воздухе.)
А вот Лиза-бухгалтер 5 февраля привезла от Залыгина прямо-таки сенсационную новость: Яковлев нашел для журнала новую типографию с компьютерным набором, и через две недели Сергей Павлович приходит и увольняет всех сотрудников компьютерного цеха вместе с корректорами. Они больше не нужны!
И наборщицы, и корректоры — это все четвертый этаж, по соседству с бухгалтерией. Каждый день общие чаи (нередко с винцом), пересуды...
Роза Всеволодовна нежданной новостью крайне обеспокоена:
— Это правда?
Мои уверения, что собственный набор и "фирменная" новомирская корректура — это как раз то, чем я как профессиональный журналист по-настоящему дорожу, ее не убеждают. Старая машинистка Швабрина, подруга секретарши, обезумела до того, что в присутствии агрессивно настроенных напарниц учиняет мне допрос:
— Вы правда нас увольняете?
— Конечно, — пытаюсь отшучиваться. — Завтра же. А если серьезно, то ваши вопросы лучше задавать тем, кто придумывает и разносит сплетни.
После этого они мне вдогонку шлют гонца вниз и заявляют Розе Всеволодовне, что у них нет больше сил и они вот-вот взорвутся.
Заинтригованную Розу Всеволодовну общество вновь откомандировывает к Залыгину — узнавать подробности. Как обычно, с цветами и фруктами...
— Ну, как поговорили? Выяснили правду? — спрашиваю у нее шутя после визита (горькие шутки, конечно, да что остается делать?).
— Да мы ни о чем таком не разговаривали! Единственное, что его беспокоит, — это долгое нахождение журнала в производстве...
Крючок закинула. А я, простофиля, попался.
— Вы знаете, от чего это зависит. Надо вернуть нормальную рабочую неделю, сделать плотный график...
— Опять вы о пятницах! Ну что вам эти пятницы, если все и так всё успевают?
— Если все всё успевают, тогда просто не о чем говорить.
— Ну, вот. Опять вредничаете. Вы же знаете, как вас не любят. Ладно, не переживайте, вас жена любит!
Это был, видимо, такой юмор. Вообще-то, веселилась она в те дни немного, чаще выглядела озабоченной, а вскоре я начал заставать ее и вовсе удрученной.
Однажды призналась:
— Вы знаете, конечно, что мы с Сергеем Павловичем поссорились?
С печалью в голосе, но и с тем знакомым мне акварельным волнением на щеках, от которого того и жди подвоха.
— Что вы, Бог с вами! Да и откуда мне знать?
— Да, поссорились. Вы же слышите, как мы разговариваем по телефону! Сквозь зубы. Но мне так лучше: надоело выслушивать его бесконечные жалобы. Сам едва дышит, а все грозится: того уволю, этого уволю! Я говорю: да никого вы теперь не уволите! Из-за этого и поссорились...