На заре земли русской

Кононова Татьяна Андреевна

– Чего пугаешь, – буркнул он недовольно. – Я уж думал, сам князь пришёл.

– Значит, так, Данияр, – тихо начал Богдан без предисловий, – твоё дело небольшое. Собери всю дворню, всех, кого найдёшь, и веди на площадь городскую. Брат мой с дружиною будет ждать там. Последнее слово сей день Изяславу, либо идём в степь, либо – сам понимаешь.

– Погубишь всех, Данька, – покачал головой десятник. – Ничего не добьёшься, только потеряешь.

– Это уж не тебе судить, – грубо одёрнул его Богдан. – С нами аль как?

– С вами, с вами, куда ж от вас денешься, – пробурчал Данияр, направляясь на задний двор. Убедившись,

что он не переменит решение и не пойдёт обратно, Богдан поторопился на площадь.

Люди собирались. Многие уже знали, для чего собралась большая часть дружины и дворовых князя. Сам же Изяслав ни о чём не подозревал, в очередной раз позвав к себе воеводу и пытаясь сообразить, как будет спокойнее: уехать в Польшу, как он и хотел, а оттуда вернуться с войском, или всё-таки дать киевлянам добро на вооружение. Впрочем, они и сами вооружатся неплохо, луки со стрелами есть, почитай, у всех, топоры и ножи в домах найдутся… Да мало этого, мало! Мечи нужны, копья, кольчуги, щиты, в конце концов, конница для дружинников, а где всё это взять, когда в городе так непросто сейчас со всякого рода мастерами? Даже ювелир и тот взялся за ковку оружия, хоть не умелец он был, да сейчас каждые руки дороги. Подумал Изяслав о том самом парне из Полоцка, который предлагал свою золотую работу, и теперь пожалел князь, что отказал ему. Может, от ученика теперь было бы более проку, чем от мастера, который и молот в руках едва удерживает.

Когда первый камень, поразительно метко брошенный в окно, разбил стекло и с дождём осколков влетел в горницу, Изяслав ничего не понял. Зато воевода, доселе молчавший, сообразил:

– Опять они!

– Погляди, что там, – приказал князь. Воевода послушно подошёл к окну, на всякий случай загораживаясь руками, выглянул во двор и увидел собравшуюся толпу на площади. Людей было поистине много, будто весь Киев вышел на улицу и соединился в одном месте, напротив окон главного терема.

– Собрались, – выдохнул воевода, оборотившись к Изяславу. – Что делать прикажешь, княже?

– Что делать… – передразнил Изяслав. – Ждать. Постоят и разойдутся.

Однако шло время, а народ всё стоял. Молчаливая, хмурая толпа зашевелилась, проснулась, будто муравейник, со всех краёв послышались недовольные голоса и выкрики. Изяслав нервно крутил в руках кинжал, то и дело оглядываясь на дверь, точно ожидая, что кто-нибудь из тех, что собрались на улице, войдёт. Но никого не было. Только из всей толпы вдруг выделился один человек, подошёл ближе к воротам, крикнул:

– Княже, выходи! Разговор есть!

Изяслав со страхом узнал своего стольника Богдана. Вот кто истинный изменник! Конечно, верностью и преданностью Богдан никогда не отличался, как, например, Василько – где же он теперь? – но того, что и слуги встанут против него, князь не ожидал, поэтому обернулся к своему воеводе с какой-то беспомощностью во взгляде.

– Да выйди ты к ним, – предложил Коснячка. – Авось как всегда мечей да коней требовать пришли.

– Убьют, – мрачно отверг его предложение Изяслав. – Вон окно мне уже разбили. Просто так, думаешь?

Восстание

Шум снаружи всё усиливался. Слышались крики, ругань, звон оружия и разбитого стекла. Иногда через это всё прорывались голоса слуг Изяслава, пытавшихся поначалу навести какой-никакой порядок, но потом и они потонули

в общем невообразимом хаосе. Неизвестно, кто первым выкрикнул имя Всеслава – после говорили, что это был молодой стольник Изяслава, поднявший оружие в рядах начавших само восстание, – но остальные собравшиеся на площади подхватили.

В окна терема полетели камни и стрелы. Изяслав, про себя моля Бога о спасении, медленно подошёл к окну и отворил его. Увидев, что князь появился пред толпой, кто-то выкрикнул:

– Ага! Вылез!

– Изменник земли русской, собака! – с разных концов площади неслись ругательства и проклятия в адрес старшего Ярославова сына. Тот отшатнулся от окна.

– Поди угомони их, – хмуро приказал князь воеводе. Тот сначала развёл руками – ничего, мол, сделать не могу, – но Киевский резким движением схватил брошенный меч, и Коснячке пришлось покориться. Вылетев из дверей, он на мгновение замер перед бушующим человеческим морем, выкрикивал приказы один за одним, но его никто не слушал. Разошедшуюся толпу было уже не остановить. Дружинники, что оставались верны Изяславу, размахивали оружием, желая распугать народ, не проливая кровь, но горожане, опьянённые злобой и ненавистью, вступали в драку кто с чем: в ход шли ножи, топоры, кто-то бился врукопашную.

– Долой князя Киевского! – закричал один из младших дружинников, что был на лошади, и откинул с лица рыжие волосы. Вероятно, его было видно и слышно лучше оттого, что, сидя на коне, он возвышался над остальными. – Волю Всеславу!

– Волю князю Полоцкому! – слышалось отовсюду.

Людская река во главе с Богданом хлынула из ворот княжеского двора к срубу. Коснячка и несколько дружинников поспешили за ними. Шум стоял такой, что и из-под земли было слышно. Всеслав вслушивался в происходящее, но не мог ничего разобрать, и только когда подле дверей темницы раздался знакомый голос Богдана, отдававшего кому-то приказания, он всё понял. Он знал, что однажды это случится, знал, что Изяслав отказал народу в вооружении, что люди хотят мести за проигранную сечу.

Коснячка, выбрав момент, когда на него не глядели, подбежал к окошку сруба и несколько раз постучал:

– Эй, князь, подойди!

И всё же он был услышан до того, как Всеслав успел исполнить его просьбу. Спешившись, Андрей выхватил из-за пояса клинок, одним прыжком оказался возле предателя-воеводы и опередил его, резким движением всадив лезвие ему в спину. «Бог простит меня», – подумал юноша, со страхом и омерзением глядя на то, как воевода медленно оседает на землю. Тем временем Богдан и ещё один киевлянин, черноволосый, кудрявый и в изорванной свитке разгоняли людей, теснившихся вокруг и мешавшихся под руками. Когда им удалось отвоевать небольшую территорию в пару-тройку шагов, Богдан приказал:

– Ну давай, Ванюха!

В два удара мечом Ванюха по прозвищу Красный – за тёмно-бордовый ожог в половину лица – сбил замок, висевший на двери. Глухо скрипнув, покосившаяся дверь отворилась, и на свет божий вышел бледный сероглазый человек. Осенил себя широким крестным знамением, поклонился трижды:

– Спасибо вам, кияне, что вернули мне свободу…

На короткое мгновение наступила тишина, а после все голоса слились в единый, в котором слышалась и мольба, и радость. Поближе к Богдану и Всеславу с трудом пролез Данияр и передал князю его меч, доселе хранившийся у Изяслава. Самого же Изяслава в тереме не нашли.