На заре земли русской
Шрифт:
– С чего это ты приказы Изяслава исполняешь? – нахмурился Стемид. – Отказ мой ему передай. Не буду за него чужой жизнью платить, да и своей тоже не хочу.
– Изяслав бежал в Польшу, – возразил Димитрий. – Тебе не ведомо разве? Давеча город восстал против него. Князь Всеслав на свободе. Это он войско собирает.
– Что ж ты сразу не сказал! – вскричал Сокол и, сложив пальцы у рта, засвистел птицей. Отовсюду, будто из-под земли, собрались его люди, ожидая приказа, тихонько переговаривались, натягивали тетиву на луках.
–
– Краткую дорогу знаем, – бросил Стемид, разворачиваясь. – Да ты поезжай привычной, – добавил он. – Конный не пройдёт.
Димитрий возвращался без спешки, понимая, что пешком добираться гораздо дольше, нежели верхом, однако, когда он наконец доехал до стана, расположившегося в пролеске, Стёмка со своими был уже на месте. Кое-где пылали костры, слышались негромкие разговоры, тёмный шёлк вечернего покрывала мягко укутывал густой лес.
– Андрей, ты берёшь на себя полк правой руки, – определил Всеслав, быстро оглядев свои дружины. – Богдан, тебе вести полк левой руки. Как только отряды врага пройдут по… – немного подумав, он окинул взглядом окружающую местность, – по вот этому холму, будьте наготове. Удар с разных сторон сдержит их.
Но без засадного полка невозможно было бы справиться. Он был необходим за тем, если главные полки будут разбиты или обратятся в бегство, на что Всеслав рассчитывал только в самом крайнем случае. В его дружине даже вместе с присоединившимися киевлянами не было достаточно людей, чтобы полностью увериться в защите, которую неприятель не пробьёт. Переформировывать сотни было делом долгим, а время не ждало, небо уже светлело, ночь уходила. При свете дня нападать было столь же опасно, сколь и защищаться, поэтому Всеслав ждал ночи, что должна была уже вот-вот наступить.
– Кликните ко мне Стемида, – велел он, обратившись к кому-то из дружинников, оказавшихся поблизости. Стрелков можно было бы оставить в засаде, тем более, что они хороши только лишь в дальнем бою. Известно, что у кочевников завидная лёгкая конница, которая сомнёт пеших в первые же минуты боя. Лучники могли бы хоть какое-то время держать её на расстоянии, стреляя из укрытия и тем самым застопорив движение всадников.
Когда Стёмка Сокол подошёл, князь продолжал, понизив голос до шёпота:
– У тебя остаётся засадный полк. Зная твоих людей, что в ближний бой ввязываться не смогут, прошу вас… Приказываю не начинать атаку, пока их сотни не пробьют головной полк. Либо в случае чего иного вам будет сигнал.
Сокол коротко поклонился и, развернувшись, ушёл. Вскоре раздался его свист, означающий сбор. Подождав, пока засадный полк займёт свои позиции, Всеслав развернул коня и оглядел свою дружину. Подле него всё ещё стояли Радомир и Димитрий, ожидая распоряжений. Юноша не забыл прошлогоднюю сечу с ратниками князя Переяславского, почти случайную, и он понимал, что на этот раз всё гораздо серьёзнее.
–
Радомир молчал, отвечать всё равно было нечего. Приказ есть приказ, сложи голову на поле ратном, но держись до последнего. В собравшихся сотнях были не только полочане, привыкшие к командованию Радомира, но и воинственно настроенные киевляне, готовые сию же минуту броситься в бой и ожидающие лишь одного слова, одного приказа.
– Княже, – окликнул Полоцкого Димитрий, за всё время ещё не проронивший ни слова, – что же мне делать?
– К Богдану, – коротко ответил Всеслав.
– Позволь с тобою!..
– Нет, – отрезал князь, взглянув на Димитрия. Взор его серых глаз был суров и даже холоден. Умоляюще посмотрев на Всеслава, юноша хотел было что-то возразить, но тот качнул головой, заведомо отказывая в возможной просьбе.
– Я приказываю, Димитрий, – промолвил Всеслав, постаравшись, чтобы голос его прозвучал спокойно. – Приказы надо выполнять.
Димитрий послушно развернул коня и помчался за уходящим строем Богдана. Проводив его удаляющуюся фигуру глазами, Радомир спросил Полоцкого:
– Почему ты запретил ему оставаться?
– Ты бы поставил своего… своего сына под удар? – ответил вопросом на вопрос князь.
– У меня дочь, – боярин опустил голову, перебирая пальцами поводья, отчего конь мотал головой.
– Это неважно. Я просто не хочу, чтобы он был здесь, – нахмурился Всеслав и более уж ничего не сказал.
За Софию и Русь
По земле стелился седой предзакатный туман, горизонт темнел, солнце садилось и окрашивало облака в бордовый оттенок. Из стана кочевников доносилось ржание лошадей, в воздухе терпко пахло гарью – палили костры. Густой лес хорошо скрывал русскую дружину, позиция была удобной, но Полоцкий всё не подавал знака для начала действий. Киевский сотник, Афанасий Стрелок, подвёл коня к нему и тихо спросил:
– Почему стоим, князь?
Всеслав надвинул шлем ниже, верхняя часть его лица была скрыта, и Афанасий не видел его выражения.
– Мы не готовы, – бросил Полоцкий. – Не время для риска да удали, торопиться некуда.
Стрелок смолчал, но остался подле князя. Ему не раз приходилось бывать в сражениях, он был нетерпелив и не любил долгого ожидания. Афанасию казалось, что дальний бой вести всегда легче, нежели ближний: враг тебя не видит, твоих сил не знает, оттого тебя боится. Но у этой медали была и обратная сторона: твои воины тоже не видят врага и не могут быть полностью уверены в своём превосходстве или в победе. Вероятно, об этом знал и Всеслав, поэтому предпочитал не начинать издалека.