Начало пути
Шрифт:
– А если нет? Что он мне сделает? – я не мог сдержать некоторое презрение к верблюду.
– Ничего, – Лео пожал плечами, – но мне очень не хотелось бы, чтобы с тобой случился какой-нибудь несчастный случай.
– Ух ты, как здесь все серьезно.
– Здесь все гораздо серьезней, чем ты думаешь. Пойдем уже, нас ждут.
Мы зашли в бальный зал. В центре стоял верблюд, остальные Дети, как и в вечер моего с ними знакомства, стояли возле своего вожака, образуя полукруг.
Все сразу повернули головы в нашу сторону на звук открывающейся двери. Де-жа-вю.
Я твердой походкой прошествовал в центр
— Здравствуй, Деймос, мы тебя о-о-о-очень долго ждали,— улыбнулся Кэмел и слегка сощурил глаза. – Не хочешь объясниться?
– Я проспал. Учитывая, что я был слегка не в форме, то для того, чтобы придти в себя, мне потребовалось больше суток, – пожал я плечами, ни в букве не солгав ему. Не то, что я не поверил Лео, просто я сомневался, что какой-то несчастный случай сможет достать меня за широкими спинами моих нянек и наставников.
– Ладно, займи свое место, – похоже, верблюд правильно понял мою наглость, и, похоже, что он не верит в сплетни о том, что меня наследства лишили.
Правда, благодушно «простив» меня, он забыл уточнить, где это самое место находится.
Не придумав ничего лучшего, я подошел и подвинул Августу Кинади, втиснувшись между ней и Эриком. Не могу сказать, у кого зубы заскрипели громче: у внешне спокойной Августы или у налившегося краской Эрика. Августа вызывала во мне все мои самые темные чувства, я менталист – и мне не нужно копаться в ее мозгах, чтобы ощутить ее негативизм по отношению ко мне, замешанный на чем-то еще, на чем, я так и не смог понять, а разбираться не хотел. А еще я просто не мог не подначивать ее. Она так великолепно бесилась. Я чувствовал также, что она очень жестокая и без грамма совести. Красивая, опасная тварь. Как же мне нравится тебя доводить.
— Любовь моя, не делай так. Если зубы у тебя сейчас выпадут, ты будешь не в моем вкусе.
Она обернулась ко мне, в ее глазах начало разгораться бешенство.
— Мои соратники, — наконец-то вышел из какого-то ступора Кэмел. — Сегодня я собрал вас всех здесь, чтобы проверить вашу сплоченность и верность нашему общему делу. Сейчас вы отправляетесь в рейд. Все. Пора, наконец, показать этим грязным животным, где находится их место! – Прекраснейшая, ну почему Милтон мне ничего не рассказывал об этих Детях? Я совершенно не понимал, о чем сейчас верблюд вещает, а он тем временем продолжал. – Для этого я выбрал деревню под названием Аверлейс. Сотрите ее с лица земли.
Он взмахнул руками и к каждому из нас подлетел индивидуальный телепорт с уже заданными координатами. Надо же – артефактор. Что ж ты, сволочь, такой талантливый-то? Пока Кэмел демонстрировал свое величие и вещал какие-то рубленные давно заготовленные лозунги и призывы к равенству и братству, чтобы мы ненароком не забыли, все шустро достали черные длинные плащи, а Дефоссе протянул один из экземпляров данной униформы мне. На спине каждого плаща располагалась нашивка в виде золотистого коловрата, близнеца того, что украшал наши
А что мне еще оставалось делать? Предупредить Милтона я не мог. Поэтому я утешался тем, что смогу, по возможности, снизить количество жертв. Правда, я понятие не имею, за что нужно стереть с лица эту деревню и что такого сделали жители этой самой деревни, чтобы их убивать. Милтон-Милтон, ну почему ты не рассказал мне ничего про эту организацию?! Откуда мне знать, решительно они настроены или нет. Но не важно. Все равно, я убеждал себя в том, что первыми я буду спасать детей, и, по возможности, женщин. Действовать буду по ситуации, в общем.
Очутились мы на каком-то холме. Внизу была раскинута небольшая деревушка, которая начала уже светиться зажженным светом в окнах. На соседнем холме возвышалась мрачная груда камней, бывшая некогда замком, возможно когда-то жилым, но сейчас признаков жизни в нем не наблюдалось.
Мы начали спускаться с холма, и тут между деревьями увидели разожженный кем-то костер. Возле костра обнаружились два человека. Очень странных человека. От их вида в ступор впали все. Попробую их описать. Двое мужчин, в возрасте примерно тридцати – тридцати пяти лет. Примерно, потому что точный возраст у данных экземпляров определить было сложно. Одеты они были явно не по погоде, но, судя по всему, им было тепло. На одном из них было что-то оранжевое в ярких сине-зеленых пальмах. На втором что-то едко-салатовое в фиолетовых бамбуках. На головах у обоих были странного вида шапочки, цвет которых мог сравниться с радугой, из-под которых торчали в разные стороны дреды. Увидев их, Шарль скончался бы на месте. И почему он мне сейчас вспомнился? Ах, да, они были босиком. У одного в руках была зажата сигарета, другой играл на неизвестном мне музыкальном инструменте, напоминающем африканский барабан, и тихонько что-то подвывал. Назвать это песней было сложно, но почему-то цепляло. Сигарету они передавали друг другу после каждой затяжки, при этом глупо хихикая. Рядом с костром стояло ведро, наполненное какой-то травой. Я невольно сделал шаг вперед, и тут мой нос уловил сладковатый, до боли знакомый мне, запах.
— Боб, чувак, у тебя на Ямайке улетная травка, — произнес тот, который с бамбуками.
Второй, который с пальмами, поднял голову и вперил в нас мутный взгляд.
— Джонни, чувак, я с тобой полностью согласен. Глянь, назгулы…
— Чувак, мы в Нарнии.
— Ты гонишь, чувак, в Нарнии нет назгулов.
— Ты прав, чувак.
И тут Лео подался вперед и протер глаза. Эти двое подняли головы и, затянувшись, один из них произнес.
— Чувак, глянь, Леголас.
— Боб, чувак, Леголас не может быть назгулом.
Вообще-то Лео должно было льстить такое сравнение, но, судя по его выражению лица, он совершенно не мог понять: его сейчас унизили или оскорбили. Самое интересное заключалось в том, что никто не пытался даже напасть на них. Вероятно, Дети приняли их за каких-то неизвестных магических существ, от которых неизвестно чего можно было ожидать. Что-то в плане верблюда пошло не так. И, как оказалось, что Толкиен с его миром Средиземья – вечен.
— Джонни, Арагорн! — затягиваясь с наслаждением произнес, судя по всему, Боб, обратив внимание на меня.