Начало всех Начал
Шрифт:
— Почему ты так решил?
— Кто-то пустил гаденький слух, — объяснил он, — что Творец создавал тебя сперва для себя… но потом предназначил мне.
Она оживилась:
— Да? Не слышала. Очень интересно.
— А я слышал, — сказал он серьезно, — уже в трех селениях, куда заходил в странствиях. Этот слух запущен не случайно среди людей. Некто старается вбить клин между Создателем и человеком, понимая прекрасно, что человек на такое обидится.
Она повторила уже задумчиво:
— Интересно… Да, похоже. Многие из ангелов недовольны, что тебя не уничтожили,
Он невесело усмехнулся.
— Вот видишь… Мы не оставлены ни вниманием ангелов, ни Создателя… Как ты сейчас?.. Слухи доходят разные…
Она на миг отвела взор, но пересилила себя и прямо посмотрела ему в лицо.
— Наверное, не все в них ложь. Я тоже, глядя на тебя, научилась задавать вопросы, а потом и вовсе перечить. Но у меня получается не так правильно, как у тебя. Ты вырастил целый народ, ты создал цивилизацию людей, в городах делают вообще невиданные вещи… а я запуталась в своих метаниях, желаниях и жажде нового. И наделала много нехорошего.
— Я тоже, — сказал он торопливо.
Она покачала головой.
— Нет.
— Да, — возразил он, — я делал многое неправильно.
— Самое меньшее, что я в последнее время делала, это воровала детей и пила их кровь.
— Ты просто чудовище, — едва выговорил он с отвращением. — Хищный и злобный зверь…
— Хуже, — возразила она с вызовом.
— Ни одно чудовище не придумает все те преступления, что может сделать человек! Чудовища — агнцы в сравнении с нами.
— Но у тебя даже из неправильного получалось потом правильное! Ты много раз сворачивал с дороги, но находил ее снова! Может быть, другую, но это была дорога… А я только забиралась в чащу все глубже. Ох, Адам, я раньше тебя презирала, а потом все чаще начинала завидовать.
Он в неловкости усмехнулся.
— Шутишь.
— Нет, Адам. Я все чаще о тебе думаю. Странно, в первые годы вообще о тебе не вспоминала, а теперь все чаще… У тебя хмурый вид. Что-то случилось?
Он кивнул.
— К несчастью.
— Что именно? — спросила она встревоженно.
Он попытался перевести разговор на другую тему, но Лилит всегда умела получать то, что хочет, и вскоре он рассказал все, как трое невымытых детей стали незримыми.
Она посерьезнела, пока он рассказывал, наконец в горьком удивлении покачала головой.
— Он так сделал? Поймал на слове… на маленькой лжи испуганной женщины! И так наказал…
— Я не ропщу… — сказал Адам. — Что случилось, то случилось.
— Еще бы… — сказала она с презрением. — Но все-таки… не чрезмерно ли? Надо ли за такой маленький проступок наказывать так свирепо?
Адам молча стискивал кулаки. Роптать на Всевышнего не посмел… помня свои мысли о Его великой правоте, но горячее сочувствие Лилит вызвало новую волну гнева.
На сердце было тяжко. Светло и чисто о Творце думать не удавалось. Лилит участливо гладила его по голове… плечам. Тоска чуть отступила… хотя камень на душе оставался все таким же тяжелым.
Они
Заснули только под утро, не выпуская друг друга из объятий, а на рассвете Лилит сказала Адаму:
— Не рви свое сердце! Я позабочусь о них. Они… хоть и невидимы… и… похоже… больше уже не вырастут… но смогут жить среди этих лесов и гор. Кто-то уйдет в пещеры… и твои потомки будут со страхом говорить о неведомом малом народце… что живет в горах и владеет сокровищами. А твои дети будут жить счастливо своим миром… и не надо им никакого Всевышнего…
— Перестань… — Он вскочил и в страхе попятился. — Не говорит так о Нем!
— Почему? — удивилась она. — Раньше ты был смелее.
Он огрызнулся:
— Я и сейчас не трус! Но я понимаю, что Он даже вопреки нам делает добро нам же! Он делает то, что нужно делать, а я… лишь то, что хочется.
Она сказала удивленно:
— Но ты же свободен! Вот и должен делать то, что хочется.
Он помотал головой.
— Нет, Лилит, нет. Мужчина, если он мужчина, должен делать то, что нужно. А то, что хочется, делает всего лишь самец.
Она засмеялась.
— Разве ты не самец? Ого, еще какой! Ты меня замучил, а еще я снова понесла от тебя…
Он проговорил со слабой улыбкой:
— Каждый мужчина — самец, но редкий самец — мужчина.
Ева ждала его всю ночь, Адам очень редко задерживался на охоте до утра, но всякий раз возвращался с богатой добычей. Сегодня он вошел в дом непривычно тяжело, сел возле очага, горбясь и сильно сутулясь. Голову опустил, волосы упали на лоб и закрыли щеки. Она не могла рассмотреть лицо мужа, и сердце ее болезненно сжалось.
— Адам…
Он покачал головой, не поднимая лица.
— Я оставил оленя во дворе. Из-за рогов взял… Ты любишь такие красивые и роскошные. На стену повесим.
— Адам, с тобой что-то случилось?
Он ответил вяло:
— Все в порядке, Ева.
— Адам, тебе плохо?
— Да, — ответил он глухо. — Очень.
— Дать отвар из листьев зеленушки? Он снимает боль! Я ушибла ногу, мне помогло. И когда живот болел, помнишь, я плохих грибов переела?..
— Мою не снимет, — ответил он так же глухо.
— Да что с тобой?
— Заныла старая рана, — ответил он странным голосом. — И я счастлив… Ева, успокойся. Все пройдет. Все пройдет…
Она спросила с удивлением:
— Ты как будто не рад, что все пройдет?
Он вздохнул.
— Ладно, делай отвар. Зеленушки или как ее…
— А ты ляг отдохни, хорошо?
— Хорошо, Ева. Хорошо. Не обращай на меня внимания.
На другой день Адам по своему обыкновению мчался по каменистой прокаленной степи, догнал стадо оленей, но пожалел зверей, а себе объяснил, что все худые какие-то, свернул в горы, там прыгал по скалам, высматривал горных козлов, но тоже браковал: то рога недостаточно красивые, то староват, а это значит — мясо не угрызешь, то мелковат…