Начиналась жизнь
Шрифт:
6
Когда Люба в третий раз встретилась с Куртом Лорбером, они лицом к лицу столкнулись на улице с капралом. Курт молниеносно отошел от Любы и по-военному вытянулся перед Глезом.
— Кто эта девушка? — сердито спросил Глез.
— Знакомая, господин капрал… Вот сию минуту познакомился с ней на улице…
Глез прижмурил один глаз. Он хочет вспомнить, где он ее видел.
— Ее отец — портной?
— Не знаю, господин капрал.
— А кто же знает? — пробует схитрить капрал.
— Вы спрашиваете, кто она,
— Ну, ну, иди, амурничай…
Курт быстро отходит. Он оглядывается, не идет ли за ним капрал, и нагоняет Любу.
— Зачем вы вернулись? Вы недостаточно осторожны, Курт…
— Он уже ушел, эта свинья…
— Кто это был?
— Наш капрал Ганс Глез.
— Ваш капрал? Что же вы сделали? Он ведь может пойти следом за вами… Он вас о чем-то спрашивал?
— Он спросил меня, не портной ли ваш отец…
— Мы должны расстаться, Курт, сию же минуту расстаться.
— Почему?
— Вы должны сами понять, Курт. Прощайте!
И Люба быстро уходит.
С минуту Курт Лорбер стоит растерянный. Почему она убежала? Но когда он тут же замечает пред собой маленькое пенсне капрала, он вдруг чувствует себя виноватым перед Любой. Оказывается, что тот действительно следил за ним.
— Курт, кто эта девушка?
— Я ведь вам уже сказал, господин капрал, — отвечает Курт. Он готов в этот момент заехать ему в рожу.
— Как зовут ее? — не отступает капрал.
— Не знаю, господин капрал! Я даже как следует не познакомился с ней. Вы мне помешали, — пробует усмехнуться Курт.
— А о чем ты с ней беседовал?
— О чем, господин капрал, беседуют с девушкой в хороший летний вечер?
— Курт, эта девушка мне подозрительна. Не нравится мне твоя знакомая, Курт!
Когда капрал ушел, Курта прошиб пот. Первое, что ему пришло на ум — немедленно нагнать Либхен и сказать ей, чтобы она была осторожна, потому что капрал может причинить ей зло. Сейчас ему уже ясно, что Либхен была права. Ему не следовало во второй раз нагонять ее. Но теперь он должен встретиться с ней. Он побежит и нагонит ее. Если у нее что-нибудь найдут, то он, Курт, пропал. За связь с большевиками его не пощадят. Теперь военное время. Быстро шагая, он рыщет глазами по лицам прохожих, ищет Любу. Но скоро начинает понимать, что ходит напрасно. Город ему незнаком, адрес ее ему неизвестен. Он взглядывает на небо: западный край неба пламенеет ярким огнем…
7
Ночь, коптит лампочка. Тевье, согнувшись, сидит за столом. Он вытаскивает наметки и при этом напевает себе под нос:
Ой, чи не видел ты, Чи не бачил ты Моей овцы? Отвечает он: «Нет!» Ой, бида-биду, Нема, ниту, Ой, як же я Домой пиду…— Открой! — внезапно раздается сильный удар в дверь.
— Кто там?
— Отворяй, жидовская морда!
Не успел Тевье подойти
— Тут живет жидовский портной Тевель Аронов?
— Да, это я портной Тевель Аронов. Почему так поздно?.. Садитесь, панове…
— Начинай! — гаркнул один из гетманцев.
Гетманцы стали швырять на пол все, что попадалось им под руку.
Долговязый сержант, у которого ненависть и презрение так и прут из его маленьких глазенок, подходит, словно он здесь хозяин, к занавеске, разделяющей комнату, и срывает ее. Там спит Люба. Она спрыгивает с кровати, наскоро набрасывает на себя платье, твердым шагом подходит вплотную к сержанту и мерит его взглядом, полным ненависти.
— Кто вам дал право устраивать здесь погром?
— По долгу службы… — вежливо отвечает сержант и разводит руками.
«Не выдал ли меня Курт Лорбер? — мелькает у Любы. — Вероятно, капрал хорошенько прижал его, и он испугался… Но они у меня все равно ничего не найдут». Накануне вечером она разорвала и сожгла все подозрительные бумажки и брошюры. Пускай ищут! Она бросает взгляд на вещи, разбросанные по всей комнате, на длинного сухопарого сержанта, что со странным равнодушием стоит в стороне и с чувством собственного достоинства курит тонкую папиросу. Ее охватывает сильное желание схватить стул и кинуть в его мерзкую рожу. Однако Люба сдерживает свой гнев и старается быть спокойной, совершенно спокойной.
Тевье стоит в углу, сгорбившись, испуганный. Он смотрит на кучу одежды, книги, подушки, сваленные на полу, и думает: «Все из-за нее, из-за Любы!»
Рива, заплаканная, жмется к двери и жалостливо глядит на Любу, точно хочет сказать ей: не бойся, доченька!..
Уходя, сержант говорит:
— Твое счастье, еврей, что ничего не нашли!.. А то ты б у меня отведал, что значит немецкая власть…
С Любой сержант попрощался вежливее. Он даже снял перед ней фуражку.
— Простите, барышня, за разбитые тарелки… Ничего не поделаешь… По долгу службы…
Гетманцы с собачьей преданностью улыбаются сержанту. О, найди они здесь хоть что-нибудь подозрительное, уж они б показали этому немцу, на что они способны. И чтобы все-таки показать немцу, на что они способны, один из гетманцев подошел к Тевье и с такой силой толкнул его, что Тевье с грохотом упал на разбитую посуду и раскровянил себе лицо и руки.
8
Утром Люба увиделась с товарищем Андреем, одним из руководителей подпольного партийного комитета.
Товарищ Андрей, высокий, с бритой головой, с быстрыми пытливыми глазами, встретил ее приветливо.
— Что слышно нового, Люба?
— Товарищ Андрей, вчера ночью у меня был обыск…
— Обыск? В чем дело?
Люба молчит.
— Нехорошо, Люба, нехорошо. Значит, ты была неосторожна… Так не годится! — Он начинает быстро-быстро шагать по комнате. Из-за его блестящей головы, кажется, что по комнате мелькает огонек.
— Вот что, Люба, — останавливается он на минуту, — придется временно отстранить тебя от работы.