Нация. Апокалипсис. Том третий

Гришанов Вячеслав

– Человек так устроен, что всё, что не замыслит природа, нам всё не нравится: дождь идёт – не нравится; снег метёт – не нравится; буря, ураган – всё плохо, всё беда! Но мы ведь с этим справляемся! Справимся и на этот раз.

– Не надо меня успокаивать, – косо взглянув на мужа, проговорила Наталья.

– Нет, погоди, а почему ты считаешь, что человек должен быть сильнее и лучше законов природы? Ошибки были, есть и будут всегда, но это вовсе не значит, что…

– Вот именно, что значит! Ты хорошо знаешь, чтобы что-то делать, всегда нужно думать – это аксиома! А если человек перестаёт думать, то нужно искать причины, чтобы принять меры, – твёрдо сказала она, сделав акцент на последних словах. – А мы не делаем ни того, ни другого. Такое ощущение, что мы все выполняем

чью-то волю: идите направо, идите налево, попрыгайте, похлопайте… – всё, что угодно, только чтобы мы не занимались тем, чем надо.

– Послушай, последние несколько лет ты только о том и думала, чтобы вернуться на Украину, а теперь жалуешься, что и здесь тебе плохо.

– Я не жалуюсь, а говорю.

– Хорошо, извини. Я к тому, что многие люди живут значительно хуже. Ты одета, обута; живёшь в благоустроенной квартире, где есть холодная и горячая вода. Наконец, ты можешь себе позволить…

– Что-то вкусное на завтрак, на обед – ты это хотел сказать, да?

– Может, и да, а почему бы и нет? Да, я с тобой согласен, что люди – это люди, а ты – это ты! Вопросов нет! Но ты должна понять, что мы живём сейчас в другом в обществе, в другом мире, где совершенно другие правила, и этим правилам мы должны подчиняться, даже если они нам не нравятся.

– Допустим. Но назови мне хоть один весомый аргумент, почему я должна жить не так, как хочу? Назови! Молчишь!

– Ну, хотя бы потому, что другого общества у нас с тобой нет. Это во-первых; а во-вторых, значит, люди так чувствуют это время, если им понадобились рыночные отношения и западные ценности.

– А я не хочу так чувствовать, понимаешь? У меня другие чувства.

– Не кричи: дети обращают внимание.

– Я не кричу, а говорю.

– Хорошо, тогда говори чуть тише.

После этих слов Наталья недовольно посмотрела на мужа.

– Не само же всё это свершилось, – сказал Егор, ничуть не смутившись. – Всё это дело рук человеческих.

– Вот и пусть они живут в этой неразберихе, в этой тупой апатии, а я буду жить по-своему.

Как собирается жить Наталья на Украине по-другому, Егор спрашивать не стал. Он прекрасно понимал, что безрассудно судить о мыслях и желаниях одного по мыслям и желаниям другого. Во всяком случае, это может привести только к одному – лишним эмоциям, выдержать которые бывает очень сложно и одной и другой стороне. Он подумал, что разговор закончен, но Наталья не могла успокоиться, словно какими-то словами он выбил её из колеи, и это эмоциональное напряжение требовало выхода и разгрузки…

Глава VIII

Прошло несколько дней, а Сомов всё еще продолжал размышлять над тем разговором, что произошёл с женой. Нет, у него не было по этому поводу каких-то серьёзных огорчений, просто он часто задумывался над тем, что всё меньше и меньше понимал её мысли. Но признаваться в этом, говорить ей что-либо по этому поводу ему не хотелось; он продолжал жить теми приятными чувствами, что ощущал на протяжении их длительной жизни, теми впечатлениями, что были в его сердце.

«В настоящий момент, – размышлял он, – в семейной жизни мне многого не достаёт, но не такая уж это и драма, чтобы принимать какие-то скоропалительные решения. Нет никакой трагедии в том, что у неё взрывной характер, в том, что она эмоциональна, пусть даже неадекватна в каких-то вопросах, – все женщины по природе такие. И что теперь, вешаться, что ли? Нет, конечно. У меня тоже порой копится стресс… и я тоже бываю невыносим в каких-то вопросах, но она же терпит меня. Почему я не могу принять все её капризы? Могу! А если могу, то не надо искать виновных в семейных делах, а нужно сосредоточиться и сообща решать все возникающие разногласия, не забывая, что она свободная женщина и я не должен её учить, что ей делать, а что нет.

Конечно, если не усмирять свой характер, то он становится судьбой, но всё же вмешиваться в её личную жизнь, покушаться на её свободу я не хочу. Да и не в моих это принципах. Тем более что я по-прежнему её люблю. Другое дело, любит ли она меня – вот в чём вопрос. Ответа, конечно, я

не знаю и не узнаю никогда, поскольку это очень личное и интимное состояние – делиться им не каждый будет. В этом вопросе каждый человек загадка, вселенная, и понять его внутренний мир невозможно. Взять хотя бы чувства… ну, что мы знаем о них, кроме как то, что это эмоциональный процесс человека, отражающий субъективные оценочные отношения к реальным или абстрактным объектам. При этом любовь, как чувство субъективное, больше зависит от того, кто влюблён, чем от объекта его стремлений. А всё от того, как мне кажется, что когда мужчина любит женщину, то он видит её не такой (особенно в молодости), какой она есть на самом деле. Не подозревая ничего, он сам украшает её мысленными достоинствами, которых она, возможно, не имеет. Увидев понравившуюся женщину, мужчина бросается за ней вдогонку, «кристаллизуя свои чувства». Он порой сам не знает, что происходит с ним, но он тянется к ней, находя в этом человеке нечто совершенное и идеальное. Это уже потом, со временем, он поймёт, что ошибся, наделив её какими-то сверхдостоинствами. Это всё равно, что положить в соляные копии сухую ветку от какого-нибудь дерева, чтобы увидеть по истечении пары дней, как она будет сверкать от кристаллов соли всеми цветами радуги. От неё невозможно будет отвести глаз, так она будет красива. Так и женщина, которую мы полюбили в молодости, может оказаться другим человеком, совершенно не той, о ком мы думали и мечтали. На смену «кристаллизации», что создают в нас иллюзии, приходят уже не эмоции, а чувства, то, что внутри нас, то, что является нашей глубиной и сутью и чего мы не находим с годами в человеке, с которым прожили многие годы. И в этом есть трагедия».

Размышляя над этим вопросом, он вспомнил (читал где-то очень давно), что любовь подразделяется на четыре рода. Единственно подлинной является любовь-страсть. Это состояние, когда влюблённый не помышляет ни о чём, кроме любимого существа, всё прочее для него больше не существует, тщеславные побуждения исчезают полностью. На втором месте любовь-влечение: в этом случае предмет любви ещё может очень сильно занимать человека, но одновременно он не отказывается и от других удовольствий, к примеру, тяги к деньгам. Ещё бывает любовь физическая. И наконец, любовь-тщеславие. «Последняя есть самая худшая, что может быть, – подумал он, определив, таким образом, четвёртый род любви. – Не знаю, какой род любви ближе всего мне, но, несмотря на все жизненные невзгоды, семейные обстоятельства, только свой жене я могу открыть свои душу и сердце».

Этим оптимизмом и этим правом он жил последнее время, делая, что называется, своё дело. Отсутствие мнений не мешало ему мыслить, анализировать и жить своей жизнью. Возможно, поэтому многие его мысли, наблюдения и жизненные обстоятельства он старался всё чаще и чаще записывать в свой дневник, и не просто по привычке, а как бы разговаривая и советуясь с самим собой. В последние годы это вошло в некую обязанность, которая перерастала в писательский труд. Записанное он редактировал, что-то правил, выискивая, по всей видимости, не только новые гармонические словосочетания, которые, собравшись воедино, смогли бы зажить самостоятельной жизнью в его стихах и рассказах, но и выискивая новый тип знаний, которые можно было назвать интуитивными, способные, как ему казалось, подсказать ему в будущем что-то важное и существенное, как это делают беспристрастные и проницательные судьи.

К сожалению, записывая в свой дневник то или иное обстоятельство, он каждый раз разочаровывался в людях и той эпохе, что наступила. Особенно в человеческих отношениях. И всё потому, что вокруг не было никаких позитивных явлений, поскольку, как он считал, на смену чувствительности пришли грубость, ложь, безнравственность и звериный инстинкт, женщины перестали анализировать свои чувства, а для мужчин женщина стала просто добычей. Одним словом, от всех нынешних противоречий ум человеческий помрачился, воля ослабла, чувство исказилось и душа человека потеряла целеустремлённость к чему-то высшему, чему-то более значимому… «Запрещённый плод» стал для всех важнее, чем сам Господь.