Нация. Апокалипсис. Том третий

Гришанов Вячеслав

Если говорить о России, то Сомов был уверен, что в его стране, стране, где он родился и вырос, где был счастлив и горд за неё, грехопадение достигло самого дна, приблизив народ к апокалипсису. И всё из-за того, что всем захотелось пожить чужим умом. А «умные» пришли да все человеческие правила изгнали; а без этих правил, как известно, что без света: хорошее от плохого не отличишь. Вот и приходится опять народу в этом тяжёлом и неразрешённом состоянии «мерить решетом воду». А всё потому, что не любит русский народ помнить сентенции, которые были сказаны столетиями назад. А ведь коротко выраженные суждения мудрых людей верны всегда – что сто лет назад, что тысячу, поскольку глубоки и дерзновенны, как максимы Пушкина, Достоевского, Льва Толстого.

Из средств массовой информации он знал, что какой край или область ни возьми, всюду царят хаос и

безработица. Людям месяцами не выплачивают зарплату, всюду забастовки и недовольство граждан. А преступность и проституция буквально захлестнули страну, что повлекло повсеместное падение нравов. На фоне разрушающих государство событий президентом Ельциным и его правительством ничего не предпринимается конструктивного, скорее, утрачивается всё то, что было завоёвано страной раньше. Но больше всего Егора огорчало то, что практически полностью был уничтожен военно-промышленный комплекс, что ставило под реальную угрозу выполнение Вооруженными силами своих функций. Переживал он и за уничтожение атомной промышленности, и это переживание отзывалось в его сердце острой болью. По этому поводу он часто вспоминал Чернобыль, Красноярск-26 и вообще ту жизнь, которую невозможно было уже вернуть. Особенно не хватало ему друзей, тех друзей, которых он потерял… У него было даже желание съездить на Чернобыльскую АЭС, но от этой мысли он отказался по собственным соображениям, известным лишь ему. Единственный человек, которого он хотел видеть, с кем хотелось ему пообщаться, так это был Николай. Он даже пытался до него дозвониться, но безуспешно: телефон не отвечал. Единственное, что он мог сделать, так это оставить свой номер телефона на автоответчике.

Что касалось Украины, то тут проблем было не меньше, чем в России, а то и больше. Судя по ситуации, на Украине складывались все условия для авторитарной власти. Стремительное падение жизненного уровня ввергло всё население страны в уныние, причём в такое, что не найти слов. Этому способствовали не только экономические проблемы, но и невиданный разгул националистической демагогии, и коррумпированность всех ветвей власти, которая достигла невиданных размахов. Всё это говорило только об одном – об отсутствии на Украине национального лидера, который бы не только объяснил, что к чему, но и смог бы сплотить народ. Вместо этого кто-то специально баламутил людей, насаждая всё западное, особенно американское. «Ни в одной другой стране мира институты прогресса, – звучали день и ночь по украинскому телевидению слова то одного, то другого политика, – не получили такого развития, как в США. Ни в одной другой стране мира плоды достижений так не обеспечены, как в свободной Америке». «Народы мира… как никогда раньше, обращаются к Соединённым Штатам за доброй волей, силой и мудрым руководством».

Особое беспокойство в этой части вызывала западная часть страны, особенно Львов, где звучали с утра до вечера предложения навести порядок и установить твёрдую власть. Целый ряд националистических партий и организаций, воспользовавшись болезненной темой Черноморского флота, предлагали создать комитет по спасению нации и государства. Меры, которые предлагали националисты, были в лучших традициях тоталитарного государства. Своим главным врагом они объявили русский народ, которому они пообещали Варфоломеевскую ночь… Один из организаторов националистического движения сказал в выступлении на украинском телевидении: «Только оружием и силой украинского духа мы вычистим Украину от той нечисти, которая заселяет наши земли».

В правовых цивилизованных странах такое высказывание сразу бы осудили и виновных наказали. На Украине же воинствующим молодчикам всё сходит с рук. Власти даже не скрывают, что держат националистов в «патриотическом резерве», стараясь не замечать все их преступления и выходки. На всё это было больно и досадно смотреть.

Глава IX

Не менее интересовали Сомова и вести с Донбасса, поскольку после краха экономики и колоссального роста цен этот регион стал центром протестного движения на Украине. Из средств массовой информации Сомов хорошо знал, что ещё в начале 1993 года дотационная система поддержки угольной отрасли (впрочем, как и всех остальных отраслей) на Украине была отменена. Причиной этому послужил тот факт, что в стране не было финансовых средств. Принцип распределения бюджетных денег на поддержку отраслей экономики, возникший ещё в советское время, был отменён действующим правительством Украины.

В результате большинство шахт Донбасса оказались на грани остановки. Всё это вызвало бурю недовольства среди населения, которое хорошо помнило советское время, когда никто ни в чём не нуждался, когда никто ни в чём себе не отказывал, а тут такое безденежье… Люди не знали, как им жить, чем кормить семьи.

7 июня 1993 года Егор Сомов, находясь в командировке в Донецке (участвовал в проведение расследования несчастного случая на подведомственном строительном участке), стал случайным свидетелем недовольства шахтёров политикой Киева, которое вырвалось, подобно мощному вулкану, в митинг, сметая всё на своём пути. Он видел, как, разбив палаточный городок перед зданием областной администрации, шахтёры стали требовать от руководства страны не только гарантированных обязательств по заработной плате, но и говорили о референдуме, об импичменте президенту, роспуске Верховной рады, о восстановлении связей с Россией и об автономии Донбасса. Он попытался подойти ближе к трибуне с выступающими, но его постоянно теснили молодые люди с какими-то странными нашивками и шевронами на одежде, о которых он ничего не знал, поскольку видел впервые. Выкрикивая националистические лозунги: «Слава Украине», «Смерть москалям», «Смерть жидам», они размахивали не только разноцветными флагами, но и дубинками; у кого-то в руках он видел даже металлические прутья. В какой-то момент, чтобы не навлечь на себя беду (сработало чувство страха), Сомов попытался выбраться из этого подозрительного окружения, но сделать это с первого раза ему не удалось, настолько плотно стояли вокруг него люди. Предприняв очередное усилие, он всё же выбрался. Правда, на ветровке не осталось половины пуговиц, но это мало его огорчало, поскольку он понимал, что могло быть и хуже. Чуть позже, придя в себя, он увидел, как всё новые и новые толпы людей присоединялись к митингу. Как он узнал, это были представители других шахт, приехавшие из других городов, чтобы поддержать своих коллег.

Сомов был в курсе, что в этом противостоянии задействованы не только профсоюзы и общественные организации, но и другие силы, представляющие интересы финансово-политических групп. Всех тонкостей, безусловно, он не знал, но от тестя он как-то слышал, что представителями этих групп являются бывшие партийные руководители страны и директора крупных заводов.

От руководства страны митингующие требовали не только самостоятельности и погашения долга по заработной плате, выполнения обязательств по дальнейшему финансированию угольной отрасли, но и придания русскому языку статуса государственного. На этом требования людей не ограничивались: бастующие требовали от властей Украины подписание Устава СНГ и полноправное участие Украины в экономическом союзе, а также в межпарламентской ассамблее СНГ.

Мало разбираясь во всех этих политических противостояниях, он решил быстрей уйти с площади, где становилось всё горячее и горячее. «Эпоха стабильности закончилась и на Украине, – подумал он, пытаясь обойти агрессивно настроенных людей. – Украинский народ вступает в новую эпоху, эпоху противостояния и выживания, узаконенную современными нововведениями». Были и другие мысли, но они прервались звонким мужским голосом, звучащим со стороны площади:

– Сомов, Егор!

Думая, что кричат не ему, он всё ещё сохранял намерение отойти подальше от толпы. Но крик повторился:

– Егор! Сомов!

Обернувшись назад, откуда был слышен голос, Сомов увидел быстро идущего к нему мужчину. При приближении этого человека он всё больше узнавал в нём своего давнего товарища – Сергея Пронько. Того самого, с кем он познакомился много лет назад в пионерском лагере «Сказочный» во время эвакуации с Припяти, кто спас его от верной гибели во время посещения Егором своей квартиры (на него напали два украинских домушника)…

– Вот так встреча! – сделав шаг навстречу товарищу, проговорил Егор.

– Не могу поверить своим глазам, – подходя к Сомову, улыбаясь, проговорил Пронько. – Егор, ты, что ли?

– Как видишь!

– Кричу, кричу, а ты всё не слышишь?

– Такое со мной бывает. К тому же эта толпа… чуть жив остался. Старался быстрей уйти…

– Привет, дорогой! Дай хоть тебя обниму.

После небольших объятий Пронько радостно спросил:

– Откуда? Какими судьбами? Ты же, как мне помнится, в Красноярск уезжал?

– Давай немного отойдём, – оглядываясь по сторонам, проговорил Егор, – а то нас тут задавят (народ шёл к площади со всех сторон). – Да, было дело, но я в Киеве уже как год…