Надлом
Шрифт:
— Нам надо поспать, прежде чем что-то делать, — предлагает Хай.
При упоминании сна, моё тело осознаёт, как сильно оно устало. Сегодня нас всех буду
преследовать кошмары.
Когда я просыпаюсь, в комнате уже никого нет, и только Ури, сжимая подушку, лежит с
открытым ртом на другой кровати. Не удивительно, ярость переполняет Джо даже во сне — мне едва
ли удалось поспать в перерывах между её брыканиями.
На часах 1:52, и судя по скользящему
тумане, спотыкаясь, добираюсь до двери в поисках остальных, и солнечные лучи ослепляют меня.
Как только ко мне возвращается зрение, я замечаю Джо, сидящую на цементном полу.
Прислонившись к кирпичной стене мотеля, она склоняется над раскрытым гримуаром. Рядом с ней
на земле лежат блокнот и ручка. Я подхожу ближе, но она даже не поднимает взгляда.
— Хай пошёл за едой. Мы выезжаем, как только он вернётся. Тебе бы надо разбудить Ури.
И тебе доброе утро.
Я возвращаюсь внутрь, чтобы выполнить все утренние процедуры и разбудить Ури. Грохот
мотоцикла оповещает о возвращении Хая. Только бы он не взял опять еду из «Сахарного бургера». В
Великобритании и на северо-востоке, где я провела с мамой большую часть жизни, таких магазинов
не было, но а если и было, то совсем немного. Подозреваю, что Юг посылает на север всю свинину в
качестве наказания за Гражданскую войну. Это всего лишь теория, над которой я работаю.
После завтрака мы собираем вещи и отправляемся в путь. Джо садится к Хаю без особого
желания. Похоже, со змеёй она и то чувствовала бы себя комфортнее, чем с Хаем, зато спина Хая
лучше защищает от ветра, чем Ури. Спрашивается, зачем ей нужен ветролом? Чтобы читать на
заднем сидении мотоцикла. К счастью, это отвлечёт внимание остальных автомобилистов от моего
подозрительно маленького водителя. Ури получает единственный шлем с козырьком, но так как сам
он не выше полутора метров и весит не более пятидесяти килограмм, не думаю, что его маскировка
пройдёт внимательный осмотр.
Сперва мы останавливаемся, чтобы поужинать, и в следующий раз, уже когда въезжаем в
Вашингтон около 11 вечера. Мы останавливаемся у ресторана, и я не могу поверить своим глазам.
— Сахарный бургер? Опять? — Не скажу, что мне не нравится, но мы едим там каждый раз.
Хай слезает с мотоцикла и протягивает руку Джо, чтобы помочь ей удержать равновесие. Однако она
не обращает внимания на его жест, правда, никто и не удивлён. Тогда хай поджимает губы и резкими
движениями снимает шлем.
— Его основатель — маяк, — отвечает мне Ури.
— Серьёзно? — Я и подумать не могла, что владелец сети фаст-фуда может быть маяком, но
опять же, он повлиял на мою жизнь значительно больше чем, скажем,
Ури отвечает совершенно искренне.
— Как их еда может быть не священна?
Ещё один прекрасный аргумент. У меня начинают течь слюни.
Хай делает заказ. А мы тем временем идём в туалет и слоняемся по вестибюлю, где нам
попадается на глаза небольшой автомат с игрушками. Ури достаёт немного мелочи, и в итоге мы
раскошеливаемся на дешёвые пятидесяти центовые игрушки, пока ждём Хая. Ури становится
гордым обладателем временной татуировки с пухлым маленьким ангелочком.
— Брак, — жалуется он, но всё равно прилепляет на плечо.
Я открываю своё пластиковое яйцо, и внутри нахожу металлическое сердечко. Господин
Волшебник услышал мою молитву! Но что с ним такое?
— Оно сломано. — Катись ко всем чертям, Волшебник!
Джо заглядывает мне через плечо и выдёргивает его из моих рук.
96
— Нет, не сломано. Ты разве никогда такое не видела? — Она возится с тонкой, дешёвой,
металлической цепочкой, и разделяет две сверкающих змейки на две подвески. На каждой висит по
половинке сердечка, расколотые ровно напополам. — Смотри, лучший друг.
Она протягивает их мне, и я вижу, что на каждой половинке написано по слову. Прекрасно,
значит, у меня теперь целых две поломанных подвески.
Она смеётся при виде моего выражения лица.
— Ты берёшь одну половинку, а твой лучший друг берёт вторую. — Она указывает на обе
подвески. — Ты возьмёшь «лучший» или «друг»?
— Ты мой лучший друг? — Я в ужасе.
Она поднимет брови.
— Ой, извини, у тебя есть кто-то другой на примете?
Нет.
— Подожди, я твой лучший друг? — Интересное обвинение.
Она фыркает.
— Думаю, ты — мой единственный друг. Не знаю, заметила ли ты, но… — её голос
переходит на шёпот. Можно подумать, она собирается поведать мне большую тайну. А я люблю
тайны. — Некоторые считаю, что со мной тяжело поладить.
Что ж, это совсем не тайна.
— Нет, что ты. Не заметила. — У меня становятся большие, невинные глаза.
Она смеётся. Тяжело не питать симпатии к человеку, который так легко говорит о своих
недостатках.
— А какую половинку хочешь ты? — интересуюсь я, размахивая двумя железными
символами дружбы между демоном и охотником на демонов.
— Конечно, вот эту. — Она берёт ту, на которой написано «лучший», оставляя вторую мне.
— Думаю, она характеризует меня лучше всего, — объясняет она надменно.