Надо помочь бабушке
Шрифт:
– Ты, Дороша, не в свое дело не лезь, - дала лепрекону отпор Франческа.
– Я без тебя знаю, как внука своего учить, как его воспитывать. Я его и выдрать могу! У меня в хозяйстве и ремень для этого найдется. Матушка его, хоть и профессорша, хвостом махнула и в соседнее герцогство улетела. Вся ответственность за воспитание Бахончика на мне. Понял?!
– Ага, довоспитывалась!..
– Дороша с укором и даже сожалением смотрел на Франческу.
– А знаешь, как это называется в жизни? Это называется - "Слепая любовь!" и никакой ощутительной пользы от нее не происходит. Один пространственный вред. Да ты, если хочешь знать, своей несознательной любовью и самонадеятельным своим воспитанием внука чуть не погубила. Ему натурально толкуют: "Перекрась хохолок!
Бабушка Франческа так толком и не поняла отчего Дороша разбухтелся. И гусаки, естественно, тоже не поняли.
– Ну-ка, выкладывайте!
– потребовала бабушка у Максима и Агофена.
– Чего это вы насоображали по поводу моего непутевого внука?
К этому времени Максим уже вполне был готов к разговору с сердитой бабушкой и Агофен тоже.
– Да, это мы посоветовали Эмилию перекрасить хохолок, - сообщил Максим.
Наступила тишина. Нехорошая тишина, которая обычно бывает перед грозой. Или перед обвалом в горах. Замолчали птицы и всякие насекомые моментально попрятались в какие-то щели и норки. Даже деревья, существа неодушевленные, перестали шуршать листьями. Гусаки приготовились: вытянули шеи, растопырили крылья и хищно уставились на гостей. Франческа сняла очки, оглянулась, проверила, поняли ли ее гусаки, протерла платочком стекла очков и снова надела их.
– Хотела бы я знать, судари, зачем вы сделали из моего внука такое неприличное посмешище?
– ледяной тон, которым бабушка это произнесла, не предвещал Максиму, Агофену да и Дороше, ничего хорошего.
– По необходимости, - Агофен сделал небольшой шаг вперед и смело посмотрел на бабушку: глаза в глаза. А на хищных гусаков, презрительно, не обратил никакого внимания.
– После того, как Эмилий прочел нам письмо, мы решили, что надо непременно последовать твоему совету, о мудрейшая из бабушек. Твои справедливые опасения, что за Эмилием могут следить и мешать ему, твои глубокомысленные утверждения, что в пути его могут встретить неожиданные неприятности, твой мудрый совет, добираться сюда скрытно и осторожно мы приняли в основу всех наших планов и поступков.
Какая бабушка не умерит свой гнев, если услышит, что опасения ее справедливы, утверждения глубокомысленны а советы мудры?! Нет такой бабушки.
Затем, помогая друг другу, Максим и Агофен весьма занимательно рассказали Франческе о том, как они с великим трудом уговорили Эмилия перекрасить султанчик и скрыть свое настоящее имя. И о том, как благодаря этим хитростям удалось обмануть стражников, у которых был приказ арестовать Баха, и как они сумели обвести вокруг пальца разбойников кровожадного атамана Загогульского, которые вели настоящую охоту за ее внуком. А барон Брамина-Стародубский со своими приближенными, устроил целое сражение, защищая Эмилия от коварных кикивардов. Возможно Максим и Агофен несколько приукрасили свой рассказ. Чуточку, самую малость... Но сделали они это из лучших намерений. Во всяком случае, бабушка Франческа могла теперь полностью оценить, каким страшным опасностям подвергался ее внук и как, благодаря ее мудрым советам, перекрашенному в желтый цвет султанчику, а также мужеству и хитроумию самого Эмилия Баха, они вышли победителями.
– Таким образом нам удалось добраться до Пегого Бугра не только живыми, но и невредимыми, - закончил рассказ Максим.
Бабушка Франческа была восхищена находчивостью и храбростью, которые проявил во время этого трудного путешествия ее мужественный и находчивый внук. Она сняла очки и вытерла платочком повлажневшие глаза.
– Он такой. Очень умный и очень смелый, - подтвердила бабушка.
– И очень скромный. У нас, на
– в голосе появились нотки беспокойства.
– Эмилька ведь из Бахов, - напомнила бабушка.
– Его мать - известный композитор, и его дед, мой муж, тоже был известным композитором, и его прадед был талантливым музыкантом. Он изобрел двухсторонний барабан и многие годы возглавлял оркестр "Лабухи Пегого Бугра". Надеюсь, что-нибудь подобающее? Бахончику даже временно нельзя скрываться под неподобающим именем.
– Мы не без понятия, - сообщил довольный своей предусмотрительностью Максим.
– Бахончик все эти дни был Петей Чайковским - Это имя самого известного композитора соседнего королевства (сведениями о том, что Чайковский, как и сам Максим из параллельного пространства, он смущать старушку не стал).
– Правильно решили, - похвалила бабушка.
– Знаете, драконы очень восприимчивы и даже временное имя имеет для них значение. Я уверена, что Бахончик когда-то непременно вернется к музыке. Гены, знаете ли, должны сработать. Его прадед, Барри Бах, был известным ударником. Он изобрел двухсторонний барабан {13}и многие годы возглавлял оркестр "Лабухи Пегого Бугра". Ой, я кажется уже об этом говорила, - засмущалась бабушка.
– Я ведь чувствовала, что вы сегодня придете, - она оскалила внушительные белые зубки (драконы таким образом улыбаются).
– Пирожки у меня, еще тепленькие. С вишней и с ежевикой. Марш мыть руки!
– скомандовала бабушка Франческа, утверждая этим, что отныне берет под свое покровительство всю команду.
– Мыть руки и за стол! Такими пирожками вас у герцога Ральфа не кормят.
Миска с пирожками была не просто большой, а громадной. Размером в хороший медный таз, в котором можно сварить сразу два ведра вишневого варенья. Друзья решили, что им и за день столько пирожков не съесть. Тут и Эмилий вернулся со свежеокрашенным в оранжевый цвет хохолком, и они вчетвером уселись за стол. Пирожки оказались необыкновенно вкусными, а молоко настоящим, неразбавленным и охлажденным. Все, что лежало в громадной миске, разошлась удивительно быстро. И кувшины с молоком тоже вскоре опустели. А бабушка Франческа за стол не садилась. Она стояла рядом, сложив передние лапки на груди, смотрела, как гости отдают честь ее пирожкам, и с удовольствием слушала их похвалы.
– Я больше не могу, - сказал, Агофен, когда на дне миски остался один единственный пирожок.
– Больше и нет, все слопали, - отметил Максим.
– И горазды же мы есть. Я думал, что, и половины, не осилим. Но пирожки такие вкусные, что я остановиться не мог. Но теперь все. Кто доест последний?
– Вот и хорошо, что больше нет, а то бы я ел, через не могу, и это плохо бы для меня кончилось, - признался джинн.
– Но если охотников нет, то придется этот последний пирожок съесть мне. Мы, джинны, всегда готовы пострадать за друзей.
– Кто это сказал, что охотников нет?!
– лепрекон опередил Агофена, подхватил пирожок и умял его в два укуса.
– В жизни ни разу не едал такой вкуснятины, - Дороша погладил вздувшийся животик.
– Мы, лепреконы, в пирожках разбираемся профессионально. Эти - неправомерно вкусные. Такие пирожки исключительно вредно делать. Их запретить надо. Или выдавать в ограниченном количестве, поштучно. С такими пирожками можно от обжорства живота умереть, - лепрекон с укором посмотрел на Франческу.
Этим он окончательно покорил хозяйку.
– От пирожков, Дороша, еще никто не умирал, - сообщила она.
– Поживете у нас, я вас еще кое чем вкусненьким накормлю.
– Непременно поживем, - заверил ее Агофен.
– Хозяин лучшей пятизвездочной таверны в Блистательной Джиннахурии, великий мастер приготовления вкусной и калорийной пищи, почтенный джинн Бургул-Магул Круглый, услаждающий своих посетителей чудесными яствами и утверждающий, что рецепты их приготовления он похитил у небожителей, остался бы здесь навсегда. А кто мы такие, по сравнению с ним? Мы остаемся здесь навсегда, бабушка Франческа.