Надо помочь бабушке
Шрифт:
– Я смеюсь над тобой и над каждым из вас. А вы ничего не сумеете мне сделать, потому что я мертв, и вообще: Брахатата-брахата! Катитесь отсюда...
– уверенный в своей безопасности и неприкосновенности, он вспомнил все ругательства, которые когда-то слышал, и выдал в адрес Максима, Эмилия и даже самого барона Брамина-Стародубского, такое, что даже у свободных и независимых кикивардов считалось неприличным.
– Ваша светлость, он еще ничего не соображает. Сейчас мы его приведем в норму, - остановил Максим барона, который хотел отдать распоряжение рану Ноэлю
– Агофен, - попросил он джинна, - убеди его, что он пока еще жив.
– Сейчас он в этом убедиться, - Агофен подошел к могучему кикиварду, который по-прежнему сидел на корточках, легко поднял его и поставил на ноги.
– Ты все еще жив, гнусный потомок отвратительных болотных жаб и ядовитых змей, с раздвоенными языками. И если еще хоть один раз с твоего рта, выползет только одно неприличное слово, то ты никогда не попадешь, после смерти в отряд Трехрогого. Ты превратишься в старого, больного, безухого, вонючего пса с кривыми зубами, короткими лапами и облезлым хвостом. Отверженным псом, которого не примет ни одна стая нищих шелудивых собак. И жизнь твоя будут доставлять радость только голодным блохам, которые станут беспрерывно пировать на каждом квадратном сантиметре твоей кожи. Это обещаю тебе я: джинн Агофен Маленький, Повелитель Петухов.
После этих слов Повелитель Петухов влепил кикиварду звонкую оплеуху справа, затем точно такую же слева, поставил его на пол и прислонил к стене.
– Ты, еще жив, чучело огородное, сбежавшее с поля где не растет даже сорная трава... А если для того, чтобы понять это, тебе мало двух оплеух, то я выдам тебе сейчас такого леща, какого не видел еще ни один кикивард.
– Понял, - поторопился сообщить Гарпогарий.
– Леща не надо!
Все как-то очень быстро изменилось. Теперь щеки Гарпогария болели от оплеух, но голова, которая еще недавно раскалывалась, совершенно не болела, тошнота прошла. А главное, он понял, что все еще жив и ему было так хорошо, что опять захотелось жить.
– Все понял?
– Я все понял! Не надо меня больше бить по морде, я сотник, - попросил он.
– Раз понял, то стой и жди, когда Максим Разящий Кулак пожелает разговаривать с тобой, - приказал Агофен. А на просьбу "не бить больше по морде", дипломатично не ответил.
Гарпогарий нашел глазами Максима, наклонил голову в знак того, что хочет жить, готов повиноваться и застыл у стены.
– Оказывается, у нас целый бочонок волшебного напитка, - благосклонно отметил барон.
– А ты, Максим не только хороший боец, но и неплохой лекарь. Можешь остаться у нас в замке, моим личным оруженосцем. {11}Года через два мы тебя произведем в рыцари.
От подобного предложения не отказываются вообще и, тем более, не отказываются, если его делает такой барон как Брамина-Стародубский. Но Максиму Корабельникову оно не подходило. Уж о чем не мечтал Максим, так это о том, чтобы стать оруженосцем. Кроме того, ему не нравилось средневековье и, вообще, через две недели у него начинался учебный год. Говорить об этом барону не имело смысла. Брамина-Стародубский
– Большая честь для меня, быть оруженосцем Вашей светлости, - учитывая важность момента, очень серьезно сообщил Максим.
– С радостью и почтением принимаю это приглашение. И сожалею, что не могу сегодня же приступить к своим обязанностям. Вначале мне необходимо выполнить обет, - Максим нахмурился и замолчал, пытаясь подтвердить этим важность обета и намерения любой ценой выполнить его.
– Конечно, - барон считал, что обеты надо выполнять любой ценой.
– Дело чести прежде всего. Могу ли я узнать, суть обета твоего?
– Разумеется, Ваша светлость, в этом деле не может быть секретов, - и старясь использовать самые изысканные выражения из "Айвенго", "Янки при дворе короля Артура" и других каких-то романах о рыцарях, Максим поведал барону Брамина-Стародубскому жуткую историю о том, что в детстве у него похитили брата- близнеца. И тогда еще он дал клятву, что не будет знать покоя, и не поступит ни к кому на службу, пока не разыщет брата. И в Счастливой Хавортии он появился, в основном, потому, что дошел слух, будто кто-то видел брата в этой стране. Только по этой причине он вынужден задержаться с вступлением в должность оруженосца.
Брамина-Стародубский отнесся к этому сообщению с пониманием и сочувствием. Искренне пожелал удачи и в заключение благосклонно сообщил:
– Э-э-э... сколько бы ни длился твой поиск брата, Максим, мое предложение э-э-э... остается в силе.
– Благодарю Вашу светлость, - поклон Максима еще нельзя было назвать элегантным и безукоризненным, но Эмилий решил, что его товарищ успешно овладевает этим необходимым при дворе высокопоставленных особ искусством.
А Максим, получив отсрочку от призыва на рыцарскую службу, вернулся к будничным делам.
– Давай, рассказывай, - велел он кикиварду.
– Чего рассказывать?
– спросил тот. Огуречный рассол и оплеухи Агофена оказали нужное действие и кикивард полностью пришел в себя.
– Рассказывай, зачем вы охотились за Бахом?
– Вождь приказал. Великий и Могучий, - заученно взвыл Гарпогарий, - Повелитель Всех Свободных Кикивардов...
– Стоп!
– остановил его Максим.
– Это мы уже проходили. Ты скажи нам, зачем Бах понадобился твоему великому и могучему пожирателю баранов?
– Зачем Великому и Могучему какой-то дракон? Ха! Не нужен ему никакой дракон...
– Гарпогарий издал звук, напоминающий хихиканье.
– Его генерал Гроссерпферд попросил. Они друзья: Великий и Могучий и генерал Гроссерпферд.
– Это еще кто такой?
– заинтересовался Максим.
– Ты не знаешь, кто такой генерал Гроссерпферд?
– удивился Гарпогарий.
– Гроссерпферд самый главный и самый сильный генерал. Он разгромил всех врагов.