Надо помочь Ральфу
Шрифт:
– Еще никто, никогда не смел обливать меня помоями! – не принял успокоительное гном. – Я с ними разберусь, растопчи их плюгавый крот!
– Мы с ними разберемся! – Бригсен стоял рядом с Гарнетом, готовый немедля пойти за ним, и наказать.
– Неизвестно кто там, и сколько их, – вполне резонно подсказал Эмилий. – Не исключено, что это вовсе и не хаврюги, а отряд воинственных наемников. Весьма крупный отряд и нам не следует с ним сейчас связываться. Это может задержать нас надолго, а мы должны еще сегодня быть в Ласковом Лесу, – напомнил он.
Гарнет не то, чтобы не соглашался с Эмилием, он просто не слышал его. Не хотел
– Тот, кто облил нас с Бригсеном помоями, горько пожалеет об этом, – Гарнета сейчас не интересовали ни эльфы, ни необходимость еще сегодня быть в Ласковом Лесу.
– Пожалеет, клин дубовый! – вторил центрфорварду Бригсен. – Еще как пожалеет! Вообще!
Максим понимал, что Эмиль прав. Но и возмущенного гнома он тоже понимал. По сути, как это нередко случается в жизни, оба были правы.
– Да, конечно, нам следует, не задерживаясь, торопиться к Ласковому Лесу. Ласковый Лес – наша важнейшая цель, – вроде бы, принял он сторону Эмилия. – Но, меня, как и Гарнета, беспокоит присутствие кого-то там, наверху, – поддержал Максим и гномов. – Хуже всего оставлять позади себя что-то неизвестное и непонятное. Давайте сделаем так: пройдем до тех мест, где стены пониже, поднимемся, глянем, кто это там балуется. И накажем. Никто не имеет права обливать футболистов помоями, – Максим с трудом удержал улыбку. – А если их окажется там слишком много… В таком случае запомним это место, и когда будем возвращаться, заглянем сюда и разберемся. Как? Возражения есть?
Возражений не было. Против такого мудрого решения никто возразить не мог.
В хорошем темпе (сердитые никогда не ходят медленно, сердитым, всегда некогда, поэтому они ходят быстро) отряд прошагал до поворота оврага, завернул за угол. Потом еще один поворот и… И резко остановился. Застыл. Если бы кто-то посмотрел со стороны, на происходящее здесь, он увидел бы картину, под впечатляющим названием «Не ждали». Не широко известное, в мире Максима, полотно знаменитого художника Ильи Ефимовича Репина а, значительно отличающийся от него, по тематической направленности, местный вариант. Но все равно: «Не ждали!»
Ни Максим, ни его спутники, не ждали, что окажутся всего, в каком-нибудь десятке шагов от группы вооруженных кикивардов. Да, пред ними были не какие-нибудь зачуханные хаврюги, а воинственные кикиварды. Прямо, против неожиданно вынырнувших из-за угла путешественников, сидел широкоплечий, скуластый, с бритой наголо головой, и аккуратной седой бородой кикивард лет шестидесяти. Как принято у этого племени, он был босым и без рубашки. Штаны его, из мягкой кожи, отливали желтизной, на красном поясе покоились два длинных ножа, в красных же ножнах. А на груди висел искусно вышитый, цветными нитями, образ Мухугука. Лицо Трехрогого было темным, скуластым, глаза красные, а рога черные. Мудрый и Беспощадный немного прищурил правый глаз и, казалось, о чем-то задумался.
– Жрец Первой Шеренги, – шепнул Максиму Эмилий, – Посвященный. Очень Большая Шишка…
Справа и слева от Очень Большой Шишки, расположились, два молодых суровых кикиварда, бритоголовых под Шишку. – «Также жреческого сословия», – сообразил Максим. – Но, судя по тому, что штаны у них были зеленые,
В широком кругу (так расположились кикиварды) сидели еще трое. Эти были воинами. Все трое густобородые, широкоплечие, руки мускулистые, штаны черные, пояса с ножами тоже черные, носы большие, крючком, глаза злые… «Настоящие абреки, – прикинул Максим. – Если что – сразу вытащат ножи». На первый взгляд, все трое были похожи друг на друга, как родные браться. Различить их можно было, разве что, по прическам. Один кудлатый, второй с заметно прогрессирующей широкой лысиной, у третьего – грива, с помощью которой он, демонстрировал свою преданность Великому и Беспощадному Трехрогому, заплетена в три тугие косы. Нос, этого, третьего, был массивным, и по крючковатости превосходил все носы сотрапезников.
Чтобы пояснить, куда вляпались Максим и компания, следует, хоть бы коротко, представить тех, кто в эти тревожные для герцогства времена, счел возможным лакомиться шашлыками в овраге Кривая тоска.
Седобородый Серваторий действительно был Очень Большой Шишкой: Мухугук дал ему способность покорять взглядом все живое. Благодаря этому он стал одним из трех жрецов Посвященных в тайны Бытия, Земной тверди и Небесных далей, одним из четырех жрецов Первой шеренги, в День Песнопений, прославляющих Доброту и Беспощадность Мухугука Трехрогого. Высший Клеймод Жрецов выделил Серваторию две сотни воинов из легиона Краснохвостых скрейгов и направил в Гезерское герцогство. Серваторию следовало выяснить, что за смута происходит в герцогстве, какую выгоду от этой смуты могут получить кикиварды, и что следует сделать, чтобы и в Гезерском герцогстве слава Мухугука Трехрогого, Добрейшего и Беспощадного, воссияла в веках, а имя его стало святым для каждого. Разобраться и доложить. Для выполнения этого поручения Серваторий был наделен неограниченными полномочиями.
Посвященному были приданы два опытных жреца: Финрот и Алакан. Им приказали, не щадя сил, всемерно помогать Серваторию, тщательно и беспрекословно выполнить все его поручения, всячески содействовать выполнению его планов. И о каждом действии Серватория, обо всем, что он станет делать, что будет говорить, и о чем думать, доложить впоследствии самым подробнейшим образом верховному жрецу, дважды Посвященному Ракавию. Лично. Именно, обо всем, не исключая мелочей. Им так и сказали: «Не ваше собачье дело разбираться, что важно, а что не важно. Вы должны доложить все, что услышите, увидите и узнаете. А разобраться есть кому… Да славится в веках имя Мухугука Великодушного и Беспощадного, да свершатся все дела им задуманные!»
Прямо против Серватория лакомился шашлыком полулысый «абрек» по имени Прокотий, уполномоченный агент могущественного и сурового Совета Безопасности. Прокотий, по своей устрашающей линии, должен был разыскивать малейшие признаки ереси везде, где отряд побывает, и тщательно искоренять их, а также выявлять недостаточно твердую уверенность в трехрогость Доброго и Сурового Мухугука, среди идеологически неустойчивых воинов легиона. И, естественно, присматривать за всем, что станет делать, как будет себя вести и какие мысли изрекать, жрец Серваторий, а также, подчиненные ему жрецы Финрот и Алакан.