Надувной доброволец
Шрифт:
— И как ты отреагировал — равнодушием или манипуляцией?
— Начал трястись в негодовании и блаженстве. Потом охватил движение машин в центре города.
— Представляю себе. А чем Боб занимается?
— Достал себе позвоночную зверушку. Порода змеи, свивающаяся со стола, замечаешь её и осознаёшь, что это…
— Хребет.
— Ага. — Я подумал, что бы ещё сказать. — Никакого вреда. И что это может быть, кроме ободранной спины?
— Надо думать, — сказал Эдди, сажая ветку. — На верно, он просто рад, что увидел позвоночник, правда,
— Правильно, когда он его поймал, было похоже, что у того есть собственный разум. Конечно, его пришлось удалить. Иначе он бы… сверху перевешивал.
Вот почему, если вкратце, я решил, что я более обаятелен и достоин жизни, чем Эдди, Боб, Фред и остальные, кого я знаю.
Проблемы с расстрельной бригадой
— Огонь!
Я видел с полной ясностью — пули ревут, как ракеты, вырываясь из пусковых установок, и сэкономив долю секунды, замедлил течение самого времени, представив, что я в театре смотрю всеми любимый мюзикл. Одновременно я воззвал к помощи дьявола — что было несложно, ибо я всегда к нему взываю, когда смотрю в театре всеми любимый мюзикл. Я едва начал, как рыбья голова высунулась из пространства неподалёку.
— Кто нарушает мой отдых?
— Минотавр говорил, ты никогда не отдыхаешь.
— Ты. Зачем ты меня позвал?
— Из-за этих патронов от Винчестера калибра 270, ваше величество. Когда они достигнут моего идеального тела, они задержатся едва ли на мгновение, и всё будет кончено.
И мы начали торговаться — в духе жизнь за жизнь, пытки, булочная навечно — и я ускакал прочь на нём, словно на мимической лошади. Ублюдок вонял немилосердно.
— Значит, ты вызывал дьявола, а? Как-то был в аду и раздавил его кота. Ты не понимаешь, где провести границу да, брат?
Это Минотавр Без. Вдобавок к собственному голосу, он хихикал запасным из каждой нособочки. Эти ноздреголоса раздражали просто жуть. Для начала, они обращались ко всем “сержант”. Потом, они заявляли:
— Ты паразит, сержант. Тошнота. Посмотри на себя. — Мало кто мог выдержать этот стереолепет. Его ротовой голос мог тем временем чинно и спокойно заказывать пинту. Но он знал, что происходит.
В окне — чистейшая ночь на продажу. Он сказал мне, что набивать идеями бессонницу — сентиментально. До какого возможного конца? Идентичные парадигмы свиваются в бесконечном уравнении жизни.
Я выпалил что-то про судьбу и единение.
— Бог и возможность жить божественно под его насестом? От тебя я ждал большего.
— Ну..
– Трусов и знаков, указывающих путь в город, хватило, чтобы отвлечь рыцарей.
— Понимаю Бебз, но…
— Аккордеоны распадаются, словно мёртвые ящерицы.
— Ни к чему говорить…
— Приоритеты, брат. Подключи что угодно, претерпи энтузиазм, вычерпай кишки из экспертов. Монетки остывают в тропических лесах.
Я разглядывал Минотавра в упор, мои чувства хлестали туда-сюда, как угорь. В своё время я пришёл
этой ситуации как разных вещей. До нашей встречи те незначительные осмысления, что я копил в записях, относились сплошь к салату и проливным грозам, и я думал, что видел всё. Минотавр советовался с эфиром. Полосы бездействия раскрашивали его под тигра.
— Та бадья обезьян, что ты называешь философией, долго не выдержит, брат. Где ты её взял?
— У шлюхи.
— У которой холодильник набит виной, надо думать?
Старый добрый Минотавр. Шлюзы глаз и стальная щетина мозга. Секционный хвост, как у броненосца. Классовый враг твоих денег.
Тем временем Эдди с почтением смотрел на меня.
— Что происходит в цирке, брат?
— Баскетбол требует внимания слонов, тарелки разбрызгиваются под атакой клоунов, я оплакиваю цивилизацию.
— Ты ничему не учишься?
— Страдания ушей моих и ни капли мудрости — словно я вернулся в школу. Бетономешалка остановилась и застыла.
— Буду ли я когда-нибудь счастлив, брат?
— Всё кончится в мёртвой петле ярости взрывающегося стекла и не сработавших воздушных подушек, Эдди — наискосок через М21.
— Только не я.
— О да. Насколько я знаю Жнеца-Потрошителя, он будет преследовать тебя, как борзая от капкана.
— Это типа кто?
— Жнец-Потрошитель — птица долга, можно сказать.
— О, Жнец-Потрошитель, а? Ты утверждаешь, что знаешь его.
— Утверждаю. Могу и тебя познакомить.
— При помощи ножа, надо думать.
— Это ни к чему. Сегодня ночью я проведу тебя сквозь нужную стену — она вдавится, как тесто, а потом прорвётся, пропуская нас. Потому что мы дураки.
— Только дураки могут пройти?
— Только дураки захотят пройти.
— И что этот Жнец сможет сказать в своё оправдание, брат?
— Я спрашивал его про смерть и обычную таксу. В чём причина, понимаешь ли. Тебе его объяснения понравятся не меньше, чем мне.
— Считай, я в деле, брат.
Свет заморгал. Не помню, какая обречённая революция разворачивалась в то время, но она творила чёрт знает что с энергоснабжением.
В тот вечер я держал у живота круглое зеркало, огранённое и лежавшее в темноте до сего дня. Я купил другое, побольше, в Магазине Ярости, и Эдди крутил его передо мной, чтобы создать ниспадающую последовательность отображений. Эдди уставился в центр меня, кося глазом.
— Я вижу через дыру у тебя в животе другое дело.
— Что ты там видишь?
— Лопухи.
— Уверен?
— Насколько это возможно.
— Что ещё?
— Одиннадцатичасовые переговоры с шеф-поваром.
— Другие люди есть?
— Капитан подводной лодки в свитере с высоким воротом.
— И всё?
– Вижу скучные проказы паукообразной обезьяны в феске на персидском рынке.
– И?
— В тени зеркала энергично таинственный пилот вертушки.
— Больше ничего?
— Нет, это всё.