Наедине с булимией. Обретая себя.
Шрифт:
выдрессированной улыбкой.
– Здравствуйте. Расскажите в двух словах, в чем ваша проблема. – Он старается выглядеть
сосредоточенным и заинтересованным, но, мне кажется, что у него это плохо получается.
– Доктор, у меня булимия. – Я говорю залпом, словно выпиваю стакан холодной воды.
– Как давно и кто именно поставил этот диагноз? – Он начинает что-то записывать в карточке
пациента.
– Предыдущий доктор, полтора года назад.
Меня начинает раздражать
сконцентрированным на своих записях взглядом. Я чувствую себя винтиком в сложном механизме
«клиника-регистратура-доктор-пациент-рецепт», в котором нет места душевному разговору,
искреннему интересу и квалифицированному ответу на поставленный вопрос. Все
механизировано, накатано, пресно – и безрезультатно.
Минут пятнадцать он задает еще несколько стандартных вопросов о моем здоровье и анамнезе,
потом назначает сдать анализы на гормоны и на энтеробиоз, проверить щитовидную железу и
сделать ФГДС, после чего прийти на повторный визит.
Интересуется тем, не было ли у меня среди родственников повышенного аппетита. «Повышенный
аппетит – вот как вы называете это, доктор», - сквозь ресницы я смотрю на него и не могу понять,
видит ли он меня вообще или смотрит в пустоту. Мне хочется встать, встряхнуть его, взять за
подбородок и сказать прямо в глаза: «Дорогой доктор, посмотрите на меня. У меня нет
повышенного аппетита, у меня вообще нет аппетита. Я лишь пытаюсь решить почти все свои
проблемы с помощью еды. А мучает меня то, что я разучилась понимать разницу между вымыслом
и реальностью, и лишь замкнутая цепочка поглощения пищи и избавления от нее до сих пор хоть
как-то связывает меня с этим миром. Именно поэтому я пришла к вам за помощью. Вы же
психотерапевт – по крайней мере, так написано на вашей визитной карточке – а спрашиваете меня
какую-то ерунду». Конечно, я это ему не говорю, но уже твердо знаю, что повторного визита не
будет.
На всякий случай, сдаю все анализы и, как ожидается, - ничего не обнаружено, кроме
хронического гастрита, который у меня с тринадцати лет. Спасибо, доктор, что я избежала вашей
«помощи» всего за один сеанс.
Я переезжаю на новую, купленную отцом, квартиру, и это уже шестой переезд в моей жизни. Все
смешивается в моей голове, я не могу понять, что я испытываю, о чем думаю.
Какая-то каша из меланхолии, тревоги, волнения, усталости, тоски и желаний. Я не боюсь
переезжать, напротив, этот процесс привычен, и уже, спустя какое-то время, мне снова хочется
поменять все кардинально. Я не привязываюсь к месту, к образу жизни, к людям:
животные и растения погибают от моей заботы – видимо, они чувствуют мое безразличие к ним.
Не в переезде дело, а в том, что никто меня в нем не сопровождает. Одиночество – это мое
богатство, и, тем не менее, меня сильно тянет к людям. Черная дыра в моем сознании
увеличивается с каждым днем, и снова и снова физическая тоска по кому-то конкретному режет
изнутри острым лезвием. Я еще верю в предсказанные встречи, любовь с первого взгляда и на всю
жизнь.
«Где ты сейчас? Что делаешь в данную минуту, и почему мы до сих пор не вместе?» - я вздыхаю,
оглядываюсь, и словно кошка, начинаю обход по новому месту в поисках самого удобного уголка.
В этой квартире нет широких подоконников, и вид из окон совсем не тот. Зато здесь очень уютная
комната с рядом стеллажей, и я просиживаю часами возле читальной лампы - в обнимку с
книжками.
– Скучаешь? – Она выглядывает из-за двери. Ну, наконец-то, теперь я могу думать. – Ты была так
занята переездом, что я решила не отвлекать тебя своей болтовней.
– Я рада, что ты пришла. – Я первый раз говорю Ей это вслух. – Знаешь, в большинстве случаев я
ненавижу тебя, но сейчас я рада твоему приходу.
– Я знаю. – Она крутится перед зеркалом, поправляет колготки на своих длинных тонких ногах.
Локоны спадают на плечи, на голове золотая заколка, тонкое эластичное платье цвета лимона. Она
очень красивая. – Ты меня ненавидишь, потому что не хочешь слышать правду. Никто не хочет
слышать правду о себе, но не у всех есть я, чтобы напомнить об этой правде. – Она мерзко
хихикает, отчего у меня по коже бегут мурашки. Мне становится не по себе.
– Скажи, а что еще мне нужно знать, чтобы снова стать счастливой?
– Тебе не нужно знать, знание – это боль; тебе нужно вспомнить, а дальше ты поймешь, что
делать.
Я раздраженно пожимаю плечами: так часто слышу это «тебе нужно вспомнить», что уже даже не
пытаюсь вспоминать. На самом деле мне хочется задать другой вопрос.
– Что именно? – Она слышит мои мысли. – Ах, он. Да, конечно, скоро.
– Надеюсь, в этой жизни?
– Конечно, в этой. Ты же сама все чувствуешь – осталось ждать совсем недолго.
Она уходит, а я с непонятным остервенением смотрю на стену. Как много Вы слышали и видели,
госпожа Стена? Швырялся ли кто-нибудь в Вас посудой? Бился ли головой? Рыдал ли, опираясь о
Вас, как о плечо друга?
«Я уже со стенами веду беседу. Возможно, имеет смысл отдохнуть», - я выключаю свет и