Наедине с булимией. Обретая себя.

Брамс Алина

что твой желудок ежедневно освобождается от еды по шесть раз в день, ты губишь свое здоровье

не меньше, чем толстяк, съедающий очередную порцию сладостей. Твои сердце, желудок, нервная

система, поджелудочная железа – все это работает в ушестеренном темпе. И ты пытаешься убедить

меня в том, что делаешь это ради своего здоровья?

– Хорошо, ты права. У меня есть еще причины.

– Какие?

– Я хочу быть красивой.

Она начинает гоготать жутким ошеломляющим

смехом, опрокинувшись на спинку кресла и

закрыв лицо ладонями. Халат окончательно распахивается, становится видно ее нижнее белье

кроваво-красного цвета, но Она этого не замечает. Я смотрю на Нее с изумлением, ожидая

комментариев.

– Красивой? – Она словно слышит мои мысли и резко останавливает свой гомерический хохот. –

Ты хочешь быть красивой, и для этого ты ешь, а потом идешь в туалет, чтобы вырвать?! Знаешь, в

моей голове образ красивой женщины не ассоциируется с трясущимися руками, тусклыми

волосами, истерзанным желудком и нервно вздрагивающими плечами. Ты ведь видела по-

настоящему красивых женщин, и у них нет ничего общего с тем, что дает тебе твоя болезнь. Я

права?

Она права, и я качаю головой в знак согласия.

– Продолжим? – Она примирительно заглядывает мне в глаза и приглашает присесть к Ней на

колени. – Не сердись, ты же знаешь, что это важно.

– Я знаю. – Я глубоко вздыхаю. – Я хочу быть худой, потому что я хочу чувствовать себя под

контролем. Я хочу полностью управлять своим телом, командовать и распоряжаться им по

собственному усмотрению. Еще я хочу привлекать внимание, выигрывать хотя бы в этом перед

другими людьми. Это придает мне уверенности в себе. При этом мне не нравится, что я снимаю

стресс едой, а потом избегаю последствий привычным образом. Мне кажется, что если бы я только

смогла преодолеть свою болезнь, просто взять и перестать это делать, есть ровно столько, чтобы

выжить, то я бы стала счастливой.

– Помнишь, ты уже делала это? Ты занималась спортом, практически ничего не ела и не хотела,

весила так мало, что на улице люди думали, что ты раковая больная. Разве ты была счастлива?

– Нет…

– Дело вовсе не в том, какие очертания принимает твое тело, а в том, что творится у тебя здесь и

здесь. – Она постучала по груди и по голове. – Счастье – это состояние безмятежности и

уверенности в том, что жизнь правильно распорядилась, поместив тебя туда, в те условия и время,

в которых ты находишься в данный момент. Счастье – это способность радоваться ежесекундно

собственному существованию. Быть собой – вот это счастье. А что ты сама знаешь обо всем этом?

– Она беспардонно

тыкает в меня пальцем, оглядывает с головы до ног, затем встает и стряхивает

вниз зацепившиеся полы халата. – Подумай над моими словами, и над тем, в чем разница между

тобой и теми, кого люди называют алкоголиками и наркоманами.

* * *

Медитация начала творить со мной чудеса. Постепенно поднятые из тайников воспоминания были

пережиты заново, после чего друг за другом спокойно ушли, освободив место спокойным

связанным размышлениям о жизни и взаимоотношениях.

Я словно отстранилась и начала оценивать все свои отношения с людьми с другой точки зрения,

издалека, как художник отходит от своего творения все дальше и дальше, чтобы получить

целостное представление.

Общение с отцом больше не приносило мне неприятных ощущений, напротив, я начала

воспринимать его по-другому: как взрослый человек воспринимает другого взрослого. Наши

отношения «отец-дочь» пережили новое рождение, по крайней мере, для меня.

С некоторых пор я стала спокойнее относиться к его словам и поступкам, я постоянно наблюдала

за ним и научилась объяснять его поведение. Теперь в большинстве случае я могла предугадать его

реакцию на то или иное слово, на действие или бездействие. Этот факт меня обрадовал ровно

настолько, насколько и расстроил – способность человека быть предугаданным является

показателем ограниченности и приверженности собственным окаменелым стереотипам. Такие

люди застывают в каком-то одном состоянии, и все изменения в их сознании происходят, если

вообще происходят, чрезвычайно медленно.

Тем не менее, я научилась с ним общаться на его уровне, пытаясь избегать подводных камней, но,

и не ограничивая себя, если мне хотелось высказаться откровенно в его присутствии.

Наши отношения с Артуром тоже стали видоизменяться, день за днем они становились глубже и

яснее. Мы ныряли друг за другом в океан собственных мыслей и чувств, обмениваясь мыслями, и

поддерживая друг друга. Его теплые ухоженные руки были всегда около, готовые подтолкнуть

вверх или успокаивающе погладить, сняв раздражение. Артур рос в моих глазах вместе со мной.

Огромный, любимый, теплый и родной – вот каким он был и оставался к настоящему моменту.

Каждый день начинался с созерцания его пятки, торчащей из-под одеяла, и это зрелище умиляло

меня. Я научилась проживать полностью, до последней капельки, подобные счастливые секунды,

сосредотачиваясь на реальности – визуальной, слуховой, чувственной – а не на внутренних