Наказы особого сыска
Шрифт:
– Тебя это не касается, - хмуро отозвался Сидор.
– Подловить ты меня подловил, а вот все остальное - не твоего ума дела.
– Слушай, ты бы не наглел!
– не выдержал Матвей.
– А то рука дрогнет, могу и пристрелить ненароком.
– А и пристрели, - сидевший напротив Матвея человек опустил голову.
– Все равно этим рано или поздно закончится.
В душе Матвея шевельнулась жалость.
– А почему тебя Рябым прозвали? - спросил он более дружелюбно.
– Я в детстве оспой переболел, на лице рябинки появились. С возрастом рябинки прошли, а кличка осталась.
По крайней мере, Матвей не ошибся. А то он так и не был до конца уверен,
– И что ты, с детства промышляешь разбоем?
Сидор поднял на Матвея лукавый взор.
– Ты, боярин, меня рано допрашивать стал. Еще неизвестно, как там дела обернутся. Выйдешь ли ты живым из кабака.
Не сводя глаз с пойманного разбойника, Матвей скосил взор в окно. Вокруг дома было тихо. Но и подать отсюда знак своим он тоже не мог.
– А кто мне может помешать?
– Неужто ты думаешь, что я один пришел? Да у меня знакомцы за каждым углом! Ну, да, с тобой я дал маху, захотелось старые навыки вспомнить. Смотрю, приехал боярский сынок, не знает порядков наших, серебром разбрасывается - грех такого не потрясти. Решил я тебя в одиночку взять. Кабы ты не проснулся, так и не узнал бы, куда у тебя кошель делся.
– Так ведь и я не один пришел, - улыбнулся Матвей.
– А!
– понимающе кивнул Сидор.
– Так это вы давеча из Москвы приехали? Мне надо было догадаться. Да жадность обуяла... Ну, и гордыня. Не зря жадность и гордыню смертными грехами называют... Видать, для меня они и правда смертью обернутся.
– А ты, никак, христианский закон знаешь? В церковь ходишь?
– ехидно спросил Матвей.
– Хожу, а то как же. И вклады немалые делаю. Только души без нужды губить не желаю.
– А Митьку кто пристрелил?
– припомнил Матвей. Сидор понимающе кивнул.
– Да не его одного. Тут уж выбор такой: или ты, или тебя. А кто набежавшим боярам служить начал, к тем у меня особой жалости и нет. Они ведь, как их хозяева бросили, ко мне подались, да и вообще к людям - помогите, мол, чем можете. А как бояре вернулись - так опять к ним верными цепными псами. Нет, таких я жалеть не буду. И Ваньку этого, о котором ты спрашивал, не пожалею, коли доведется столкнуться. Но пока они нас не трогают - чего ж зря людей убивать? Нет, это не по-христиански.
– А грабить людей - это по-христиански?
– А что по-христиански?
– усмехнулся Рябой.
– Молиться да ждать, чтобы Господь сам наказал обидчиков? Я молился... И Господь ответил мне. Знаешь, что Он мне сказал? "Сидор, - сказал Он, - я дал тебе силу и крепость мышц не для того, чтобы ты сидел и молился. А чтобы ты пошел и сделал то, что считаешь справедливым!"
Матвей нахмурился.
– И ты считаешь справедливым то, что делаешь?
– Да!
– горячо выкрикнул Сидор.
– Я с двенадцати лет насмотрелся всякого. И ляхи приходили, и казаки - и все грабили, а кто возражал - резали, не задумываясь. А те, кто должен был за нас заступаться - первыми деру дали, в Москве сидели. Вот и пришлось нам, у кого силы были - за оружие браться да шайкам отпор давать. Я тогда еще с оспинами ходил, тогда Рябым и прозвали, - Сидор грустно усмехнулся воспоминаниям.
– Когда князь Дмитрий Михайлович приходил "лисовчиков" бить, мы ему помогали. А с ним - набежали те, кто от ляхов удрал, и вдруг оказалось, что мы им должны за семь лет лихолетья недоимок немеряно. То есть, когда мы от них защиты ждали - их и след простыл. А как мы им чего-то должны - тут они вспомнили. Нет, так не бывает. Ежели они хотят, чтобы мы об их долге забыли - пусть и наши долги забудут. А вспоминают - так пусть свой долг отрабатывают. Ну, а коли
В глазах Сидора блестели веселые бесенята. В душе Матвея бушевал настоящий пожар. Все, что Сидор говорил, было правдой, но ведь нельзя же оправдывать свои злодейства тем, что и тебе злодейства чинили! Умел бы Матвей говорить, как Рябой - нашел бы, что возразить, но слова не складывались.
– А челобитную ты надоумил написать?
– Да я сам ее и написал. У нас где грамотных-то сыщешь? Поначалу, еще когда я совсем мальцом был, священник-то наш местный пытался нас грамоте учить, сказал, предписание какое-то им сверху вышло, дабы всех детей православного люда и грамоте, и счету, и пению церковному задаром обучать, еще при Федоре Ивановиче. А как лихолетье началось, кому ж до грамоты-то было? Кто и знал, позабыл, все за топоры хвататься научились...
– Ну, а коли бы все по справедливости было - что бы ты делать стал? - спросил, наконец, Матвей.
– Так ведь не будет так никогда, - грустно заметил Сидор.
– Ну, а если бы? Представь, что твою челобитную удовлетворили, воеводу наказали, прислали нового, справедливого, все недоимки простили. Что тогда делать станешь? Сядешь на земле, как отец твой? Семью заведешь?
– Может, и заведу, - неуверенно сказал Сидор. - Анфиска-то девка знатная; да и я уж не мальчик, пора о семье подумать... А на худой конец, коли поперек горла встанет дело крестьянское - отвык я от земли за двадцать-то лет!
– в стрельцы бы пошел. Небось, взяли бы? Князь Дмитрий Михайлович меня хвалил, когда мы ему шайки разбойные гонять помогали...
– Так пошли!
– предложил Матвей.
– Проси справедливости по правде, а не по воровскому обычаю! Я тебе помогу, чем смогу, вместе с тобой суда требовать буду!
Сидор покачал головой, опустив взор.
– Да на Москве любой наш дворянчик мне мои подвиги припомнит. Нет, видно, не будет мне жизни спокойной. Так что извини, боярин, но нам с тобой не по пути.
Он слегка привстал. Матвей тоже приподнялся, не сводя с него дула пистолета.
– Извини, Сидор, но и мне тебя отпускать не с руки. Я прибыл, чтобы тут порядок навести, а на тебя указывают, как на главного смутьяна.
– Да кто ж указывает!
– Сидор упал обратно на лавку.
– Те, кого я пощипал малость, чтобы их людям было, чем с ними же расплатиться?
– Так ты никак не уразумеешь!
– Матвей тоже почти закричал.
– Ведь чем ты больше свирепствуешь - тем и они больше лютуют! И нет из этого никакого выхода, кроме как простить друг друга!
– Простить, - усмехнулся Сидор.
– Так вот пусть они первыми и прощают. Как спишут недоимки за семь лет - я их тут же прощу.
– "Вот пусть они", - буркнул Матвей, передразнивая пленника.
– Вот с этого все всегда и начинают - пусть они первыми.
– А что ж ты хочешь, чтобы я себя сам отдал связанным в руки врагам своим, и надеялся на их милость? Да, может, из них парочка и сыщется, которая меня простит, люди разные бывают. Зато остальные меня по кусочкам разорвут!
– Никто тебе ничего не сделает, - твердо сказал Матвей.
– Я обещаю тебе доставить тебя в целости и невредимости, и чтобы суд над тобой был честный и справедливый.
– Надо мной?
– выкрикнул Сидор.
– А над ними кто суд учинит? Кто с них спросит за трусость их? За жадность? Когда люди с голоду умирали, твой Трифон Иванович явился с них спрашивать! Да пусть благодарит Бога, что одному Митьке тогда башку проломили!