Наказы особого сыска
Шрифт:
– Но ведь ежели это он грабит - видеть его должны, знать, откуда приходит, как выглядит, где прячется? Или правда он так помогает, что никто его выдать не хочет?
– Не знаю я, - отмахнулся Григорий Андреевич.
– Да и правду вам сказать, подозреваю, что нет никакого Сидорки Рябого. Сами людишки пограбили хозяйское добро, когда власти никакой не было, а теперь, чтобы не отвечать, придумали якобы разбойника, который им это добро отдает. Вранье все это, вот что я скажу!
– А что, те, кого ты взял с чужим добром - у тебя в остроге
– уточнил Хилков.
– Да зачем их держать? Награбленное отобрал, всыпал им плетей да отпустил - чего их зря кормить?
– Поторопился ты, - покачал головой молодой боярин.
– Нам бы с ними потолковать.
– Ну, вот что, ты меня учить молод еще, что мне делать, да как, - не выдержал, наконец, воевода.
– Местом-то ты вряд ли меня выше, я ведь тоже из московских бояр сюда прислан; а возрастом мне в сыновья годишься. Так что язык попридержи, да и об уважении к хозяину помни.
– Да помню я, - скрывая досаду, усмехнулся Хилков. - А еще помню, что прислан я сюда дела воровские разбирать. И ты мне в том помочь должен! Может, нет никакого Сидорки - а может, и есть. И узнать об этом только от людей можно. Так что будь добр, разыщи тех, кто тебе про него сказывал, да позволь мне поговорить с ними.
– Ну ты сам подумай, - хозяин вновь перешел на увещевание, - ну где это видано, чтобы разбойник сам добром делился? Сказки все это!
– Может, что делится - оно и сказки, а вот что грабит - это, увы, печальная быль, - выдал Хилков.
– Мне бы список тех, кто от него пострадал, из местных бояр да дворян, и к вечеру бы найти тех, кто краденным добром торговал.
Матвей с восхищением смотрел на старшего товарища. Тот явно был не новичок в подобных делах, знал, с какого конца подступиться.
– Ладно, Фомка сделает, - указал воевода на своего писаря. - У него должны быть и мои приговоры по делам этих бедолаг, и челобитные от землевладельцев, которые на грабеж жаловались.
– Вот и славно, - потер руки Хилков.
– А теперь и утречать можно.
После завтрака Хилков, не теряя времени, отправился опрашивать указанных в списке пострадавших. Те по большей части тоже пока обитали в остроге - как видно, не решаясь вернуться в ограбленные имения. Всего в списке было больше десятка имен, из них только трое отсутствовали, прочие ютились на постоялом дворе, лишь изредка наведываясь в свои родовые хоромы.
Среди двенадцати пострадавших затесались и двое купцов, которые жаловались воеводе, что якобы этот Сидорка - а, может, и не Сидорка, имен они у разбойников не спрашивали, - отнял весь их товар вместе с лошадьми, почему вынуждены они теперь терпеть убытки и сидеть в ожидании справедливости в Богом забытой крепости.
– Купцы народ наблюдательный, да и много ездящий, - наставлял Хилков Матвея, пока шли они к постоялому двору.
– Да и надменности у них перед боярами поменьше. С них и начнем. Правда, привыкли они расхваливать свой товар, потому, как станут говорить об убытках, смело дели их обиды
– А как ты думаешь, - спросил Матвей, - почему Сидорка, коли он такой злодей, никого не убил? Ведь теперь его ограбленные опознать могут!
Хилков на миг остановился.
– Кто его знает? Может, наоборот, хочет, чтобы слава о нем такая пошла? Чтобы боялись да меньше сопротивлялись? Ведь вот лежит покойник - он уже никому ничего не расскажет. А тут - столько разговоров да пересуд!
– Неужто он не боится нарваться на кого-то из тех, кто с ним захочет счеты свести? Ведь все соседи, не так далеко живут!
– Ну, не знаю, - Хилков начал кипятиться, как с ним всегда бывало, когда он на что-то не мог ответить, - может, он личину какую одевает, лицо под ней прячет? Вот сейчас об этом и расспросим.
Боярин справился у хозяина постоялого двора, где найти купца Егора Третьякова и его товарища Василия Фомина, и в ожидании, когда те придут, уселся в углу в общей горнице. Матвей расположился рядом на лавке.
Купцы - судя по дорогой одежде, Сидорка отнял у них далеко не последнее, - появились вместе и стали жаловаться на разбойников наперебой. Хилков поднял руку, утихомиривая просителей, и указал на лавку напротив себя.
– Вы присаживайтесь. Посидим, кваску попьем, вы все и расскажете - что, да как, да почему.
Поклонившись такой чести, купцы несмело присели на лавку.
– Я угощаю, - успокоил их мысли насчет платы Хилков.
После такого купцы окончательно подобрели и повеселели. Хозяин бойко поставил перед ними кувшин, миску с квашеной капустой, краюху хлеба, расставил кружки.
– Так что с вами стряслось? Сперва ты рассказывай, - велел он Третьякову, старшему, седовласому, седобородому купцу.
– Да что сказывать, боярин?
– грустно отвечал тот.
– Вез я на ярмарку в Москву, еще зимой, по санному пути, два воза товаров из Астрахани. И тут, в лесу, неподалеку, выходит мне наперерез из-за дерева мужик с пищалью.
– А ты что ж, без охраны ехал?
– удивился Хилков.
– Да как же без охраны! - отозвался купец.
– Пятерых набрал, да два возницы. Да толку-то в них! Я ведь сперва подумал, что один этот мужик - а глаза поднял, а на нас со всех сторон, из-за каждого дерева либо лук, либо пищаль смотрит! Тут уж мои люди поняли, что не на их стороне сила, и побросали оружие, а этот злодей оружие собрал, возы мои отобрал, а меня взашеи прогнал.
– И что на возах было?
– Да чего только ни было! Ты ведь, небось, про торг в Астрахани слыхал? Туда со всего свету привозят товар. И из Персии, и из Чины, и из Индии, и из Хивы с Бухарой... Там и шелка, и парча, и камка, и златотканье, и прочее узорочье...
– Ясно. В общем, ткани и наряды, верно?
– Да, - кивнул купец.
– И что, не попадалось тебе за то время, что ты тут сидишь, ничего из твоего товара?
– Да вроде нет; только тут ведь я по рынкам не хожу! Какой тут торг?