Наколдую любовь...
Шрифт:
Лунный свет сквозь ветви яблонь пробирался в комнату, рисуя на стенах причудливые тени, колыхающиеся от малейшего ветерка за окном, освещая постель, вазу с розами на маленьком столике и белую рубашку на стуле, которую завтра предстоит надеть, провожая Яринку в семейную жизнь. Так и не сумев заснуть, Агнешка встала и коснулась ладонью тонкой ткани. Она надевала эту сорочку всего один раз, на примерке, но тогда ей было наплевать, что будет на ней в ночь обряда, а сейчас… Девушка разделась догола, надела сорочку и подошла к зеркалу. Наряд невесты шел ей…
Она закрыла глаза и представила, как невестой завтра на обряде могла бы быть она. Как такой же «Марек» ждал бы полуночи, чтоб назвать ее своей женой… Как он обнимал
Агнешка посмотрела на мирно спящую сестренку и устыдилась собственных фантазий. Только фантазии ее не отпускали.
Ну кто виноват, что только у этого парня нашлись для нее добрые слова? Нашлось желание позаботиться, защитить?
Агнешка помнила, как Марек нашел ее в стоге сена, как успокаивал, футболку свою дал; помнила утро, когда он зачем-то пришел к Федьке и увидел, как тот с братьями издевается над ней; как заступился, как отругал ее потом и велел о проблемах говорить ему, а не лезть на рожон… Как домой потом привел. Умом она понимала, что в той ситуации Марек заступился бы за любую девушку, а уж если дело коснулось сестры его невесты – пройти мимо он тем более не мог. Но как заставить глупое сердечко не биться чаще, когда оно так хочет верить, что дело не только в доброте и порядочности парня и он действительно, если б не любовь его к Ярине, мог бы полюбить и ее? Ведь даже сегодня, спеша домой, он задержался рядом с ней, чтоб ободрить… Коснулся рук ее… Зачем, если она ему совсем безразлична? Если для мужчин она, как женщина, невидима? Обидные слезы побежали по щекам: не ее он жених и никогда им не будет.
Потом она о своем поступке, конечно, пожалеет. Но сейчас невыносимая боль с головой захлестнула Агнешку. Образ хорошего парня Марека ее преследовал. Он будто все раны раскрыл, разодрал своей добротой, и теперь они кровоточили, жгли и убивали. Желание любить и быть любимой, фантазии, где все это сбывалось, отозвались зовом взбудораженного тела и душащей ломотой из-за невозможности на этот зов ответить. Мир потемнел в одно мгновенье, и Агнешка, не понимая, что делает и зачем, выскочила из комнаты.
Она выскочила из дома, выбежала за калитку. Куда бежала – она не знала, босые ноги сами несли ее куда-то к полю, а потом – в лес. Тонкая рубашка и ночная прохлада ласкали взбудораженное тело, а она все бежала, бежала, обдирая ноги острыми ветками, – что-то внутри нее вело ее, указывало дорогу и вскоре вывело на небольшую поляну на берегу реки. Агнешка остановилась, только когда почувствовала, что уже по щиколотки стоит в холодной воде.
Тьма обступала. Что-то колдовское, злое поднималось от земли и воды, выползало из леса и окутывало девушку, диктуя ритуал, который, как ей казалось, принесет облегчение. Она же ведьма – что ж, так тому и быть! Она не просила об этом, она предпочла бы умереть, но не мучиться, и раз все решили за нее, раз обрекли ее на одиночество, – она сама себе поможет и счастье выгрызет у судьбы, украдет, наколдует!
Тьма улыбнулась ее мыслям, зная, что одержала победу, зная, что еще одна душа вот-вот навеки останется с ней.
Сквозь слезы взглянув на луну, Агнешка отступила на шаг и спустила с плеч рубашку. С легким шелестом упала ткань на траву, обнажая девичье тело перед лунной ночью и природой – второй матерью, подарившей жизнь. Молодая ведьма шагнула в воду. Ледяная, остывшая река обняла ее щиколотки, поднялась по голеням к бедрам, под рваный вздох коснулась изнывающего от возбуждения лона, живота, сосков, плеч… Агнешка с головой ушла под воду, а через несколько секунд с шумом вынырнула и всей грудью вдохнула ночной воздух. Глаза
Агнешка вышла из воды и надела сорочку. Осмотрелась невидящим взглядом и, заметив неподалеку огромный камень, будто специально оставленный здесь для нее, направилась к нему. Что делать – она уже знала. Пальцы выдрали клок травы и ловко – минуты не прошло – скрутили подобие человеческой фигурки: головка, тело, ручки, ножки… Слова сами собой вырвались из сердца:
– Наколдую любовь, наколдую любовь…
Шепот стелился по поляне, растворяясь в безмолвной тишине леса. Девушка склонилась над камнем, шепот ее стал громче, голос сорвался… Она сжала самодельную куклу и зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, представить образ желанного мужчины. Длинный черный волос старательно опутывал жертву; передавленные ножки и ручки беспомощно повисли, головка с тоской взирала на ведьму…
– Наколдую любовь, наколдую!
Уже не шепот – отчаянный слезный выхрип сорвался с губ, а волос все окутывал фигурку, обматывал прочной паутиной. То и дело вспыхивал перед глазами образ Яринки, и тогда Агнешка с еще большим остервенением наматывала свой волос, с еще большей ревностью вопила, поднимая заплаканные глаза к бледной луне, молила, чтоб забыл Марек о своей невесте, чтоб ничто не всколыхнуло его сердце, когда увидит ее…
Острый конец ветки впился в запястье, алые капли упали на безмолвную куклу… Ничто не должно помешать наколдованному счастью – их с Мареком теперь разлучит только смерть.
– Наколдую любовь, наколдую!
Закричала Агнешка сквозь слезы, и ночная птица, встревожившись, слетела с насиженных мест, вторя в глухую черноту леса: «Наколдую любовь, наколдую…»
***
Проснулась Агнешка в собственной постели, от яркого солнца и раздающихся внизу голосов. Солнышко сияет, легкий ветерок колышет занавеску, а за окном чирикают синички… Красота!
Девушка сладко потянулась и улыбнулась – едва ли не впервые за последнее время на душе было легко и спокойно. Даже несмотря на странный тревожный сон, где она в белой сорочке на голое тело бродила по лесу, купалась в ледяной воде и… Агнешка нахмурилась, вспоминая странный ритуал, и тут же подумала, как хорошо, что это был всего лишь сон – наяву она бы никогда не пошла на такое. Откуда ж взяться такой ненависти к сестре? Нет к ней ненависти – напротив, сегодня Агнешке хотелось отыскать Яринку, извиниться за равнодушие, с которым отнеслась к ее свадьбе, обнять и поговорить, наконец, по душам. Но Ярины в комнате не было – неугомонная пташка уже с утра порхала и ждала, когда же начнется обряд, когда же начнется шествие на брачную поляну, когда же отправятся они в поле собирать цветы и плести венки.
Что ж, пора вставать. Агнешка привстала, и вдруг с удивлением почувствовала, как ломят у нее ноги – будто километры исходила. Но она же не ходила нигде – все дома и дома… Она стянула с себя тонкое покрывало – и увидела царапины на голенях; взгляд упал на руку – а на запястье зияет рана с запекшейся кровью. Агнешка вспомнила свой «сон», и ее будто ледяной водой окатило: неужели это была явь? Неужели действительно все это было?!
Да нет же! Быть этого не может! Ворожить, отнимать у сестры жениха, – она же на такое просто не способна! Она не способна причинять зло! И уж тем более, не желает зла Яринке с Мареком! Агнешка бросилась к своей рубашке в поисках следов ночного похождения и опешила, когда увидела на белоснежном подоле пятна от травы. Да нет же… Бред это все! Чушь собачья! Агафья говорила, что она – Агнешка – ведьма, что в ней мощная сила живет, но… Бред это все! И привораживать она попросту не умеет – ее никто этому не учил, она не знает ни ритуалов, ни заговоров, – а значит, ничего и не было! А если и было, то все равно же не сработает! Так ведь?