Налог на недвижимость
Шрифт:
– А о чем сожалел твой отец?
– В начале века в Прибалтике, Западной Украине и Белоруссии, то есть там, куда советская власть пришла в сороковых годах, среди богатых евреев существовало движение - покупать земли в Палестине. Не жертвовать безвозмездно, как это делал барон Ротшильд, а именно приобретать во владение для себя и своих детей. По тем временам это была такая же утопия, как сейчас идея покупать земельные наделы на Луне. Они не были сионистами, не собирались бросать насиженные места в Вильно или Львове и ехать в Палестину. Но участки продавались недорого по сравнению со стоимостью
Мой отец в то время работал еще и с тайными архивами, вывезенными энкавэдэшниками с оккупированных немцами западных территорий. Он прекрасно знал немецкий язык и даже бабушке, своей теще, бывало отвечал по-немецки, когда она говорила на идише. Поэтому работу с архивом поручили ему. Среди бумаг германского штаба ему попалась папка с надписью "Бейтар". Она резко отличалась от других. И документы, находившиеся в ней, были написаны не по-немецки, а по-английски. Он забрал дело домой, чтобы разобраться с ним на досуге, ведь он не знал толком английского. Там были собраны документы, относящиеся к покупке земли в Израиле - купчие крепости, закладные, расписки и многое другое. И вдруг отца вызвали к начальству и поставили в известность, что он должен сдать дело в архив, а сам, в связи со сложившимися обстоятельствами, обязан подать прошение об отставке. Отец так возмутился, что его бесцеремонно отстраняют и от дела, и от работы, что забыл о том, что именно эту папку оставил дома. Так она и пролежала у нас многие годы. А когда мы собрались в Израиль, мама взяла папку с собой в память об отце. Он же недолго прожил после этого. Уволившись, он пару лет преподавал физкультуру в ПТУ, а потом и вовсе не работал - у такого здоровяка оказалось больное сердце. Второй инфаркт свел его в могилу.
Он был идеалистом. Это сейчас люди, которым принадлежало имущество в Прибалтике, возвращаются и требуют свое. А тогда об этом невозможно было подумать. Отец был как Верещагин: "За державу обидно", вот он и хотел вернуть Союзу земли, как реванш за проданное Хрущевым Русское подворье.
– Должна тебе признаться, - сказала я Денису.
– Когда я искала твои документы, эта папка попалась мне на глаза, и я принесла ее домой.
– Зачем?
– удивился он, - Там просто старые бумажки с переводами отца. Мы храним их как память, и все.
– Конечно, это некрасиво, но есть две причины, почему я так поступила. Первая - нельзя держать ключ на виду. Мне сказала ваша соседка, что вчера какой-то парень стучался к вам в дверь и назвался твоим другом.
– Я хотела сказать, что это мог быть мой бывший муж, но что-то меня остановило.
– А вторая причина?
– Я очень любопытная, и у меня это получилось совершенно машинально. Прости.
Денис не успел сказать, что он думает о моем поступке, как вдруг неожиданно подал голос мой сотовый телефон.
– Алло, Валерия, это ты?
– мы с Денисом услышали из переговорного устройства взволнованный голос Элеоноры.
– Да, добрый день, - ответила я.
– Я звоню из автомата. Где Денис, вы узнали что-нибудь?
– Мама, не волнуйся, я в машине Валерии.
– Телефонный шнур перерезан. Кто-то был у нас в квартире. Все разбросано, перевернуто, исчезли твои документы, доллары и папка отца. И еще новые джинсы.
– А записка? Вы нашли записку на комоде?
– у меня в душу закралось нехорошее подозрение.
– Никакой записки я не видела. Денис, когда ты вернешься? Это правда, что тебя ищет полиция?
– Да, мамочка, правда. Не волнуйся. Я еду к тебе. Сиди дома и жди нас, полицию не вызывай. Рядом с компьютером лежит коробка с надписью "модем". Там короткие телефонные провода. Замени, а я позвоню, проверю. Только забери ключ из шкафчика на лестнице.
– Там нет ключа! Приезжай, я не нахожу себе места.
– Закрой защелку на двери и никому не открывай! Ты поняла? Никому, только нам!
Развернувшись, я направила машину в обратную сторону. Ну и хорошо, я все равно не хотела, чтобы он улетел.
– Знаешь, - Денис внимательно посмотрел на меня, - кажется, твое любопытство спасло нашу папку. Кстати, где она?
– Засунула ее между дашкиными кляссерами.
– Молодец!
– восхитился он.
– прямо Эдгар По!
Я посмотрела в зеркало заднего обзора. За нами, не отставая, катил вишневый "шевроле-кавалер", который я приметила еще по дороге в аэропорт.
– Послушай, - сказала я Денису, - тебе не кажется, что за нами хвост? Этот "кавалер" ехал за нами сначала в одну сторону, а сейчас снова.
Денис нахмурился:
– Лерочка, тебе не кажется, что сейчас самое время звонить твоему Михаэлю?
– Тогда набери номер.
Не отрывая взгляда от дороги, я продиктовала Денису номер сотового телефона следователя и через несколько томительных секунд услышала как всегда спокойный голос Борнштейна:
– Слушаю.
– Михаэль, это Валерия, шалом. Мне трудно говорить, так как за мной гонятся, скорей всего, бандиты.
– Где вы находитесь?
– что мне нравится в Михаэле, так это то, что он знает, когда есть время на расспросы, а когда его нет.
– Мы с Денисом едем в Ашкелон по дороге из аэропорта. Бордовый "шевроле-кавалер" преследует нас около сорока минут.
– Номер машины?
– Мне не видно.
– Я звоню в патрульную службу, - он отключился.
Через несколько километров мы заметили дорожный патруль. Инспектор пропустил нас, а "кавалеру" приказал остановиться. "Ура!" - закричали мы оба, но нашу радость прервал телефонный звонок.
– Валерия, - голос служителя закона был бесстрастен, - когда вы будете в Ашкелоне?
– Через полчаса.
– Я жду вас в своем кабинете через тридцать пять минут.
Денис смотрел на меня. Всем своим видом он олицетворял пословицу: "Дай черту палец - он руку откусит".
– А что делать?
– сказала я в ответ на его молчаливый протест.
– Все равно, рано или поздно, но пришлось бы рассказывать, как все было.
– Ты знаешь, - Денис печально посмотрел на меня, - у меня такое состояние, как перед операцией. Скорей бы это все закончилось. А посадят или нет - это уже второй вопрос.