Налог на убийство (сборник)
Шрифт:
– А это как раз моя альма матер, – сказал Вадим. – Темой вашей дисстертации был сленг?
– Ненормативная лексика негритянских гетто как форма протеста против расовой дискриминации, – с гордостью произнесла Альбина Павловна. – Поэтому, когда американка пошутила, что халат не простой, а на подкладке из снега, я сразу поняла, о чем речь.
– Так они говорили по-английски, эти две заблудшие овечки? – привстал Токмаков с отведенного ему места у газовой плиты.
– Ну да, а что тут такого.
– И у одной был американский акцент, три серьги в
Альбина Павловна ближе придвинулась к Назару:
– Вы слышите, коллега, он ее знает!
Назар повернул голову к Вадиму:
– Слышишь, коллега, ты ее знаешь?
– Предполагаю, что да.
– Вот видите! – еще ближе к Назару придвинулась Альбина Павловна. – Я же предупредила – он главарь всей шайки. Пока девушки сговаривались в дамской комнате, этот гражданин страховал их в мужском туалете! Вот спросите, спросите его!
Токмаков смеялся редко. Поэтому и сейчас ему ничего не стоило удержаться:
– Назар, спроси лучше уважаемую Альбину Павловну, какой детектив ей больше нравится: Нэш Бриджес или Коломбо?
Назар повернулся было к хозяйке дома, но тут же спохватился:
Озверевший от непоняток, поперхнувшийся печеньем Назар окрысился:
– Что я вам – переводчик? И вообще, чего это мы с вами, вроде интеллигентные, блин, люди, а пускаем друг друга по матери …
– Точно, пора двигать, – выбрался из закутка у газовой плиты Вадим Токмаков. – Ночь. А завтра Альбине Павловне рано вставать, внука в детский сад отводить. Спасибо за помощь. А если потребуется что-нибудь в Питере – всегда буду рад.
– Так кто же вы на самом деле? – прижала Альбина Павловна руки к груди, напомнив этим жестом Людмилу.
– Здесь написано, – положил Вадим на стол свою визитную карточку. – А по совместительству еще главарем колумбийской мафии подрабатываю. Нам ведь тоже Москва денег переводит с гулькин нос.
…Пять минут героических усилий – и двигатель назаровской «десятки» нехотя заработал. Чего нельзя было сказать о печке, и на лице опера застывала от холода маска улыбчивого клоуна.
– Ты в самом деле знаешь ту девчонку из гальюна?
– Гальюна? А, ты, значит, на флоте срочную служил? – догадался Токмаков.
– Ну да. А ты?
– Год в ВДВ, потом – Военный институт.
– Выслуги у тебя, прикидываю, немерено…
– Пять лет до пенсии, – подтвердил Вадим, – если доживу.
– Мне – пятнадцать с учетом льгот. Поздно в органы пришел.
– А что бы хотел? Пока ты студенточек тискал на отделении романской филологии, я, можно сказать, обороноспособность крепил.
– Обороноспособность чего? – хмыкнул Назар. – Кстати, я спортивный факультет оканчивал. Там у нас девчонки получше филологинь – художественная гимнастика, синхронное плавание… Пальчики оближешь! И без всякой зауми.
– Не сомневаюсь. А с той, из гальюна которая, – вернулся Токмаков к оставленным «овечкам», – часа два назад я пил коктейль. «Б-52» называется.
– Ну и как?
– Как все коктейли, только язык щиплет… А подруга эта, Гертруда Бредли, страшненькая,
– Не завтра, уже сегодня. А этот деятель мог бы и сам улететь за компанию. По рукам нас вяжет, альма его мать, – щегольнул Захар лингвистическим приобретением и, пока мотор разогревался, прикинул план предстоящей операции. – Передача, конечно, в гостинице намечена. С этим халатом они неплохо придумали. Если брать в момент передачи – скажут откуда мы знали, что дрянь за подкладкой?
– Значит, девчонку задержать при таможенном досмотре, а за продавцом халата пустить ноги, – внес свою лепту Токмаков.
– Само собой, что и на пленочку мы сей занимательный сюжетик зарисуем. Но, один черт, вони будет… Если мы шпионов под честное слово за здорово живешь отпускаем, то…
– С таким настроением лучше за дело не браться.
– Ты прав, – согласился Назар, вдруг азартно ударив обеими руками по баранке ни в чем не повинной «десятки». – Послушай, смех смехом, а дело-то связалось! Вот уж не думал, честно говоря, что какая-то финансовая разведка…
– Тебя разве не учили, что всякое преступление оставляет финансовый след? – напомнил Токмаков известную истину. – Да и вообще все они – разве не ради бабок совершаются?
– У нас и за бутылку водки грохнуть могут запросто.
– Это потому, что жизнь человека у нас дешево ценится.
– А водка – дорого, – заметил Назар. – Ох, и надеремся мы завтра с тобой, если все срастется как надо!
– Если… – резюмировал Токмаков.
Мотор прогрелся, да и печка заработала.
– Тебя – куда? – Спросил Назар. – В гостиницу, к нам в Управление, или в тот, первый адресочек, откуда ты вышел с глазами в горсточке и весь провонявший духами?
– Все ты замечаешь, – сказал Токмаков, сделав выбор в пользу Управления по незаконному обороту наркотиков, чтобы не было искушения вернуться к Дочке, как уже привыкал мысленно называть Людмилу.
А что, чем черт не шутит? Действительно, оформить ее как конфиденциальный источник для улучшения отчетных показателей в конце квартала.
– Чего-то не улавливаю энтузиазма в твоем голосе, коллега, – подколол Назар. – Подумай, где-то здесь твой душистый адресок.
За стеклом «десятки», подернутым изморозью, и в самом деле нарисовался дом Людмилы Стерлиговой.
Она стоит у окна, вглядываясь в морозную мглу, которая не обещает ей ничего хорошего. Оттуда может прилететь только пуля. Полная безнадега. Полная, как бутылка ликера на кухне… в ней, наверняка, еще найдется глоток-другой липкой дряни для подмерзшего, несмотря на дубленку, старшего оперуполномоченного по особо важным делам.
Вадим обернулся к Назару:
– Кондуктор, нажми на тормоза.
– Что, есть мысль прогуляться по морозу?
– А какое, по-твоему, у меня еще может быть желание во втором часу ночи? – Ответил Вадим вопросом на вопрос, открывая дверцу тормознувшей у поребрика «десятки».