Наложница фараона
Шрифт:
— Оставь! — спокойно и ворчливо произнес Элеазар. — Я тебе ничего плохого не сделаю…
— Но прошу вас!.. Давайте не будем ночевать там, где они!.. — голосок сделался тонким.
— Не будем, не будем. Какие родные здесь у твоего отца? Ты их знаешь?
Андреас уже все понял. Понял взрослую ложь. Обидно и больно стало. Но не хотелось объясняться, спорить. Мальчик рванулся было, чтобы убежать. Но Элеазар крепко ухватил его за руку повыше локтя, проговорив резко:
— Э-э! Это ты брось!..
Пальцы у взрослого оказались цепкие и твердо-жесткие; такие, наверное, клещи бывают. Не вырваться. Тогда Андреас решил молчать. Он
Но и взрослый больше не обращался к нему. Крепко держа мальчика за руку, Элеазар, поглядывая по сторонам, шел к синагоге.
— Андреас! — окликнули вдруг.
Мальчик дернулся. Взрослый крепче сжал его руку. Андреасу стало совсем досадно и оскорбительно это. Ведь это ему совсем чужой человек, и не смеет этот человек держать его руку и тащить его…
— Пустите! — оскорбленно выкрикнул Андреас. — Пустите меня!..
Тот, кто окликнул мальчика, подошел и, протянув быстро руку, сердито о чем-то спросил Элеазара на древнем книжном языке иудеев, на котором, впрочем, можно было и говорить, мешая древние восточные, гортанные и придыхающие слова с быстрыми фразами родного франконского диалекта.
Андреас тотчас узнал подошедшего. Это был черно-кудрявый Михаэль, ювелир, муж его старшей сестры. Андреас еще раньше понял, что все пропало, и ему теперь стало все равно. Элеазар что-то ответил Михаэлю. Андреас не понимал. Но вот Михаэль наклонился к нему и ласково заглянул в глаза, и сказал, как говорят маленьким детям:
— Что ты, Андреас? Что это ты придумываешь? Зачем такое? Ну-ка пойдем с нами… — он позвал остановившегося неподалеку парнишку. — Эй, Бэр! Сбегай быстро к Елене-прядильщице, знаешь ведь, это мать нашего Андреаса. Ты скажи ей, что сын ее никуда не делся, пусть она идет сюда; только не домой ко мне, там женщины сейчас поднимут шум и кудахтанье и гоношенье. Я его в мастерскую отведу. Пусть она идет в мастерскую.
— А что, молиться мы сегодня не будем? — спросил парнишка с некоторым ехидством.
Андреасу показалось, что это над ним Бэр насмехается, но было уже все равно. Оскорблением больше, оскорблением меньше — уже все равно…
— Дома помолишься, усердный молитвенник! — Михаэль хмыкнул иронически. — Это тебе зачтется богоугодное дело: возвращение сына одинокой матери!..
Насмешки, издевательства… Все равно!..
Бэр побежал.
— Я уж догадался, что он ушел, не спросившись у матери, — Михаэль дружески обратился к Элеазару уже на понятном Андреасу языке.
Теперь Элеазар отпустил мальчика. Но Михаэль взял его за руку. Михаэль держал мягко и спокойно, да и Андреас уже не собирался убегать. Зачем? Втроем они пошли в мастерскую Михаэля. Андреас уже начал успокаиваться. Вдруг он вспомнил, что в мастерской Михаэля еще не бывал, и ему сделалось интересно, что же там…
В мастерской оставались еще один ученик Михаэля и старый Зевул, гранильщик драгоценных камней.
Скоро завязался разговор. Андреасу показалась интересной мастерская и потому к разговору он прислушивался невнимательно.
Элеазар говорил о преследованиях и гонениях на иудеев, давно, когда еще были крестовые походы. Об этих крестовых походах что-то говорил в деревне муж Марии, старшей сестры матери Андреаса… Михаэль тоже сказал сейчас, что настоящие крестовые походы были уже давно… Элеазар сказал о каких-то местах, «где могли бы мы обрести надежное пристанище». Зевул поддержал
2
Путешествия Вениамина из Туделы и Петахии из Регенсбурга приходились соответственно на шестидесятые и девяностые годы XII века. Эти наиболее известные средневековые еврейские путешественники описали свои впечатления в путевых записках. (Прим. автора).
Андреас почти совсем перестал слушать, увлекшись разглядыванием мастерской. Впрочем, пока изделия, готовые и еще недовершенные, были ему интереснее инструментов, которые служили для их изготовления. Андреас уже не думал о своем недавнем желании уйти далеко; мастерская так заняла его, что он готов был даже примириться со своим оскорбителем Элеазаром.
Понравились ему какие-то штуки, вроде таких шишечек или коронок, небольшие. Андреас жил среди бедных людей и редко видел много золота и серебра. Он потрогал одну серебряную шишечку, по ней вырезаны были такие выпуклые, как лепесточки, полукружья; и на каждом лепестке вырезан был контур совсем маленького трилистника. Другая серебряная резная шишечка украшена была на самой верхушке маленькой серебряной розой. Еще на другой были подвешены маленькие серебряные колокольчики. Андреас легонько качнул их и они зазвенели. Мальчик оглянулся на взрослых. Но те разговаривали и не обращали на него внимания. А парнишка-ученик, постарше его, старательно тер какой-то темной тряпицей какую-то плоскую золотую разузоренную вещицу, и тоже не смотрел на Андреаса…
Вот еще одна шишечка, тоже с колокольцами и с цветками. И еще с колокольцами. И одна почти круглая узорная золотая…
Андреасу захотелось спросить, что это за штуки. И показывая Элеазару, что не сердится больше на него, Андреас у него спросил, подойдя близко и указывая пальцем на шишечки:
— Что это такое?
— Это римоним, — ответил Элеазар. Но не успел продолжить, потому что Михаэль заговорил оживленно и явно теперь желая развлекать Андреаса:
— «Римоним» — означает «гранатовые яблоки». Они здесь не растут, а только далеко…
— Где Иерусалим? — полувопросительно перебил Андреас.
— Да, — Михаэль кивнул и кинул быстрый взгляд на Элеазара. — Там, где Иерусалим, и еще в других землях, где тепло. Такими золотыми и серебряными «римоним» украшают футляр, в котором лежит свиток Торы — иудейского Священного писания…
Андреас повернул голову и в глаза ему бросились золотые цепочки и кольца золотые с красными и желтыми камешками.
— Это все ты делаешь? — обратился мальчик с некоторой задумчивостью к Михаэлю.
— Я! — Михаэль усмехнулся. — А Маркус, — он указал на парнишку постарше Андреаса, — и тот Бэр, который побежал привести твою мать, помогают мне. Старик Зевул гранит камни. Есть у меня еще двое мастеров, только они уже ушли сегодня.
Мальчик ничего не говорил и, казалось, что-то обдумывал серьезно.
В это время как раз вошла, запыхавшись, Елена. Она замерла в дверях. Бэр потому не мог пройти и остановился, переминаясь с ног на ногу, позади нее. Наконец Елена сделала несколько шагов. Воспользовавшись этим, подросток скользнул в мастерскую.