Напарник
Шрифт:
В голосе Эрика прозвучал неподдельный страх.
«Крепко их держит этот Стоян, – отметил Роман, вовсю изображая полутруп. – Субъект серьезный».
– Там посмотрим, – неопределенно отозвался Шон. – Пошли.
К радости Романа, они повернулись и ушли, поднявшись по невысокой лестнице.
Радость, конечно, была преждевременной. Возможно, лучшим исходом для Романа было бы погибнуть под каблуками Эрика, чем предстать пред очами грозного Стояна.
Впрочем, ничего нельзя знать заранее.
К этому времени глаза Романа привыкли к свету
Камера была небольшой, всего три на четыре метра. Потолок, правда, высотой метра в четыре. Куда ни глянь, сплошной бетон. Вдоль одной из стен шла бетонная лестница, ведущая к обитой железом двери. Никакого намека на окно. Это было глухое подвальное помещение, не то погреб для хранения овощей, не то убежище на случай авианалета.
Вряд ли это было какое-то специальное сооружение типа тюрьмы. В тюрьме все-таки заботятся о состоянии узников, там есть обязательные окна, «глазки» в дверях, нары, отхожие места.
Здесь же не было ничего подобного.
Отсюда следовал незамысловатый вывод: его упрятали в какой-то временный тайник. То есть это не пункт постоянной дислокации группы. Возможно, здесь она обитает какое-то время. Но не очень долго, что, конечно, не внушало оптимизма, поскольку, будь это постоянная база Стояна и его людей, ее легче было бы найти. А временный приют не давал шансов на то, что сюда неожиданно нагрянет рота спецназа, скрутит всех боевиков и освободит мужественного российского разведчика, не дрогнувшего под жестокими пытками.
О пытках Роман не думал. За годы работы он выработал в себе рефлекс не включать воображение без лишней на то необходимости. Представлять, как тебя пытают, было совершенно лишней необходимостью, поэтому он и не представлял, предпочитая занимать мозг либо расчетом вариантов побега, либо разработкой стратегии защиты при допросе, либо сном.
Вариантов для побега практически не было. Не стоило надеяться, что ему освободят руки и позволят добраться до оружия. Люди, к которым он попал, опытны, хладнокровны и безжалостны. Они знают, что делают. Взять хотя бы то, как его заманили в ловушку. Отличная комбинация. Он, опытнейший агент, державшийся настороже, вооруженный, попался, как стажер.
Роман подумал о Крохине. Неужели и того ждала такая же западня? И не находился ли он сейчас в соседнем подвале вместе со своей красоткой?
Ни Шон, ни Эрик не обмолвились относительно наличия второго пленника, хотя упоминание о нем ничем им не грозило. Может быть, Крохин и не попался. А может, Шон и Эрик чего-то не знали.
Или…
Тут Роман отогнал от себя это «или» и вернулся к своему незавидному положению.
Итак, из камеры не сбежишь. Мешок с него сняли, но руки оставили скованными, да еще за спиной. Что он может сделать в таком виде? Разве что пробить головой стену? Пробил бы, если бы голова была чугунной. А так остается только сидеть и ждать.
Относительно стратегии защиты все просто. Роман уже начал придерживаться
Марсель, 23.30
Анна лежала на животе и задумчиво курила, подпирая рукой голову. Порой она вслепую протягивала руку и стряхивала пепел под кровать.
– Ты снова закурила, – сказал Виктор, сидевший в кресле с бокалом в руке.
– Да, – равнодушно согласилась Анна.
– Почему? – поинтересовался он.
– Я волнуюсь, – просто ответила она.
Виктор усмехнулся, глядя на ее обнаженную спину, похожую в темноте на мраморное надгробие.
– С каких пор ты стала волноваться?
Анна медленно повернула к нему растрепанную голову, постаралась найти его взгляд. Однако Виктор сидел в тени, и что содержит его взгляд, она так и не смогла определить.
– С тех пор, как встретилась с тобой, – сказала она, занимая прежнее положение.
Виктор надолго замолчал.
Трудно было сказать, как подействовало на него это признание. Другому, возможно, оно и польстило бы. Анна была из тех женщин, которым мужчины оборачиваются вслед, еще не успев сообразить, что именно заставило их это сделать.
Но проблема заключалась в том, что Виктор был не из тех мужчин, которые бродят по улицам и оборачиваются вслед женщинам. Он был похож на призрак, на оборотня, на существо из другой жизни, живущее по своим законам, отличным от законов простых смертных, и Анна лишь неслышно вздохнула, не дождавшись ответа.
Впрочем, на ответ она и не надеялась.
– Как ты думаешь, он жив? – спросила она, загасив сигарету о тарелку, стоявшую возле кровати.
– Жив, – не сразу отозвался Виктор.
Анна легла на бок, поджав ноги и вытянув скрещенные руки перед собой. Теперь она напоминала раненую газель.
– Если они его взяли живым, они будут его пытать.
– Да, – согласился Виктор.
Он поднял бокал, вдохнул аромат коньяка. Коньяк был чертовски хорош. Для этого не надо было его пробовать. Достаточно было запаха. Но Виктор сделал крошечный глоток и долго держал на языке маслянистую, терпкую жидкость, прежде чем проглотить.
– Ты думаешь, он выдержит?
Что-то стукнуло за дверью. Виктор повел головой, как хищный зверь. То есть внешне он остался совершенно неподвижен, только голова чуть заметно подалась вбок, будто она не имела ничего общего с телом.
– Жанна не спит, – сказала Анна. – Жарко.
Виктор не ответил.
Надо было ложиться спать, он не привык без нужды нарушать распорядок. Но, вопреки привычке, он не мог заставить себя лечь в постель.
– Он выдержит, – сказал он через минуту. – Он и не такое выдерживал.