Наполеон - исчезнувшая битва
Шрифт:
– Осада Аккры продолжалась. Второй месяц мы топтались у ее стен. Армия таяла от болезней, стычек с превосходящим противником... Крепость держалась! Если бы она пала - это был бы ключ к Востоку! Оттуда я мог продолжить поход - напасть на Индию! Завоевать ее. И величайшая восточная империя была бы создана... Иногда мне кажется, что тогда я вообще не вернулся бы во Францию. Я уже видел себя новым Александром, едущим на слоне со священной книгой в руках, где записана новая религия. По примеру великих древних завоевателей я объявлялся в ней богом нового культа. Не зря Александр Македонский задумал перенести свою столицу в Египет. Каир создан
– Он вздохнул.
– Но Аккра продолжала упорно сопротивляться.
В то время я уже научился понимать голос судьбы. В Египте я часто с ней разговаривал. И порой даже в мелочах ощущал ее заботу... Помню, мои ученые восторженно рассказывали об античных камеях, и я страстно захотел получить ее. И нашел! Во время очередного марша мы остановились на отдых у древней крепости. Я лег в тени разрушенных стен. Шелест... Это осыпались тысячелетние стены... Вся крепость была как гигантские песочные часы. Я тронул рукой лежавший рядом камешек и увидел под ним полузасыпанную камею! Она оказалось бесценной - времен императора Августа. Мои ученые не верили своим глазам! Я подарил ее потом Жозефине...
Как рассказала мне госпожа Т., он подарил ее сначала "некоей даме", с которой у него был роман в Египте... К сожалению, я мало о ней знаю. Но потом отобрал у нее камею и подарил Жозефине.
– И тогда, у Аккры, я сумел понять голос судьбы. Я спросил себя: отчего я не могу взять эту жалкую крепость? И ответил: это значит - судьба не хочет видеть тебя более в африканских песках. Ты должен немедля оставить Аккру и Восток. И я приказал снять осаду. Уже двадцатого мая я начал поход обратно в Египет...
Император избежал более точного слова - отступление.
– Госпитали в Яффе были завалены больными чумой. Я не мог их везти... Пришлось оставить... В чумном бараке простился с несчастными. Мои генералы войти туда не посмели. Но я знал - судьба меня охранит... Я велел врачу дать чумным яду, пусть умрут без страданий, ибо следом за нами шел враг. Но глупец величественно ответил: "Мое дело - лечить их, а не убивать". А через несколько часов враг сжег их всех заживо...
Стояла неслыханная жара, впрочем, обычная здесь в эту пору года. Люди умирали на марше от солнечных ударов. Меня будут упрекать: воюя, я никогда не учитывал климат. Да, не учитывал, ибо мои солдаты должны быть сильнее любой погоды, и я учил их этому. Только в России "генерал Мороз" сумел одолеть мою армию... Впрочем, тогда это была уже совсем не моя армия...
Между тем обнаглевшие турки при поддержке англичан высадились в Абукире. И захватили крепость... Я поспешил туда... Крылья неприятельской армии были разделены долиной. С быстротой молнии моя кавалерия проскочила ее и оказалась в тылу неприятеля. И бой начался... А закончился он тем, что десять тысяч турков были сброшены в море, остальные изрублены на суше. Берег, который Нельсон покрыл трупами французов, теперь был покрыт трупами наших врагов. И Абукир, бывший символом нашего поражения, теперь стал местом нашей славы...
Запишите, Лас-Каз: я всегда заботился об информации. И в Египте совершил невозможное - сумел организовать доставку газет прямо с кораблей той самой английской эскадры, которая сторожила нас на рейде. Правда, за бешеные деньги. Из английских газет я понял, что во Франции возникла новая ситуация. И она звала меня в Париж.
Я понимал, как страшится моего прибытия Директория. В тех же газетах я прочитал явно оплаченные слухи о моих поражениях, о том, что я расстреливал своих больных солдат... и даже о моей гибели. Я понял: времени больше нет я должен ехать! И немедленно!..
Приказав Клеберу остаться в Египте за главного, я велел подготовить два корабля, уцелевших после бойни при Абукире. На фрегате "Мюирон", названном в честь адъютанта, отдавшего за меня жизнь, плыл я сам, а также мои лучшие генералы - Мюрат, Бертье, Ланн и прославленные ученые Бертолле и Монж. На второй корабль погрузились несколько сотен отобранных мною солдат. Я понимал, что опасно не только море. Куда опаснее была суша, к которой мы так стремились. Во Франции меня могли обвинить в том, что я бросил армию без приказа. И попытаться аре
стовать. Так что и на родном берегу мои солдаты могли мне понадобиться. Хотя я был почти уверен - не посмеют...
Как только мы вышли в море, подул сильный ветер. Адмирал Гантом объявил, что мы должны вернуться обратно в гавань. Команда поддержала его. Но я слушал не адмирала и не команду, а судьбу. И был непреклонен. Приказал плыть вдоль африканских берегов, не уходя далеко в море... И вскоре задул ровный попутный ветер, обещавший "Мюирону" хороший ход... К тому же он принес и сильный туман. Белое мокрое облако нависло плотной завесой. Мы шли в царстве тумана, рискуя наткнуться на мели и рифы. Капитан то и дело промерял глубину. Но я смеялся над его страхами. Я знал, мы приплывем невредимыми...
И мы приплыли!.. Вскоре мы уже были во Фрежюсе...
Путь до Парижа... Города, которые проезжали, сверкали иллюминацией в мою честь. Солдаты выходили на парады, хотя никто не отдавал им такого приказа... В Париже они прошли передо мной под барабанный бой, выкрикивая приветствия. Как я и предполагал, Франция была готова соединить свою судьбу с моей. Плод созрел в мое отсутствие...
15 августа - день рождения императора - мы встретили в море. Императору исполнилось 46 лет. В кают-компании устроили маленькое торжество - сказали несколько тостов в его честь... Орудийный салют, фейерверки, грандиозный прием в Тюильри - все это было еще недавно в дни его рождения... А теперь...
Он вышел на палубу. Стоит, опершись на "пушку императора" - так ее теперь называют англичане. Смотрит в океан.
Матросы поймали огромную акулу и разделывают ее... Он подошел слишком близко - усмехаясь, смотрит, как вспарывают беспомощное великолепное тело недавней повелительницы океана... Его мундир забрызган ее кровью... В этот день он гулял один, до самого вечера, так и не сменив забрызганный кровью мундир...
Вечером он позволил себе впервые перерыв в диктовке. В кают-компании играл в карты... Играл с отсутствующим видом - и тем не менее впервые выиграл восемьдесят золотых наполеондоров. К радости Маршана, у которого денег становилось все меньше.