Напряжение
Шрифт:
Тося стояла в ванне, отжимая волосы, и Олег увидел ее груди, большие, гладкие, с розовыми сосками-пуговками…
Он замешкался на какой-то миг, а Тося вдруг тихо, как-то умоляюще проговорила:
– Ну закрой… - И была еще ласка в ее голосе.
Дверь захлопнулась. А из ванной уже несся смех, разудалый и бесшабашный:
– А я-то милицию хотела звать! Ха-ха-ха!! На помощь. Ха-ха!
И шумела, шлепаясь о твердое, вода.
Разбрызгивая кудряшками душистые капельки, Тося вышла на кухню,
– Медведь косолапый. Ну и медведь! Надо же, силища!.. Крючок сорвал.
– Что, испугалась?
– Это ты сам испугался.
Олегу вдруг захотелось чем-нибудь смутить ее. Почему она не застыдилась? Но он сказал:
– Разве ты не работаешь сегодня?
– Я сегодня в вечер. Да, Олег, пока не забыла. Тебе уже несколько дней звонит Людмила Филаретовна, То ты ушел, то ты еще не пришел. И Максимовна ничего сказать не может, когда ты явишься.
– Вот как? Чего же это Петька мне не сказал?
– Петька?
– Тося засмеялась, громко и заразительно, она и в детстве так смеялась.
– Ох умора! Ты что же, думаешь, что он сидит без тебя дома и вяжет носочки?!
Олег представил Петьку, сидящего со спицами в кресле, и ему стало смешно.
– Он такой же занятой, как и ты…
Пройдя в прихожую, к столику с телефоном, Олег набрал номер.
– Вас слушают…
Тот, кто никогда не разговаривал с тетушкой, наверняка принял бы ее за вполне полноценного мужчину: она много курила, и низкий от природы голос превратился с годами в бас.
– Это я, твой блудный племянник. Ты не спишь?
– Ты же знаешь, дорогой, я рано встаю и поздно ложусь. Таков уж печальный удел стариков. Когда-нибудь ты меня поймешь… Очень хорошо, что позвонил. Я стала сомневаться, существуете ли вы. Разве можно так истязать себя? Неужели нельзя ничего предпринять, чтобы уйти с этой противной работы? Ну ладно, ладно. Я знаю: ты не любишь подобных разговоров. Но все-таки подумай, я тебя умоляю.
Мембрана дрожала и сотрясалась от зычного голоса. Олег отнес трубку от уха и слушал на расстоянии.
– У тебя, надеюсь, все в порядке?
– спросил он.
– Да, конечно, но я хотела бы тебя видеть. И по возможности скорей. Ты не мог бы выбраться ко мне, скажем, сегодня или завтра?
– Постараюсь. Но ты мне можешь сказать, в чем дело?
– Нет-нет. Это не телефонный разговор. Как там Петруня? Уж он-то мог бы позвонить своей старой больной тетке.
– Конечно. Я ему объявлю выговор. А выписку из приказа привезу к тебе. Хорошо?
– Ладно, ладно… Можно и без бюрократизма. Берегите себя, дети мои.
4
Вернувшись в комнату, Олег собрал со стола грязную посуду и, не найдя, куда бы
От удара ноги дверь отскочила и стукнулась о стену. Петька прижимал к себе свертки, которые сползли на живот, и тяжело дышал.
– Чего запыхался?
– Лифт не работает. Запыхаешься.
– Петька выложил на стол покупки.
– Отдельной, как водится, нет. Взял ветчинной, не возражаешь? Сыр латвийский, масло…
– Черт те что творится.
– Олег вынимал и ставил обратно в буфет чашки.
– Все грязное. Хоть бы ты, что ли, иногда прибирал в комнате. Посмотри, что делается на письменном столе. А пол? На улице чище. Видела бы мама, какой мы тут с тобой свинарник развели, она бы нам всыпала по первое число.
– Это все потому, что ты свою очередь не соблюдаешь.
– Ах так? Значит, будем считаться? Получу отпуск - я тебе все дни отдам.
– Отпуск? Ха-ха! Сказки бабушки Арины. В смысле Родионовны… Дай твою пушку почищу, а? Думаешь, не сумею?
Петька наклонился над стулом и поводил тыльной стороной указательного пальца по холодной загаристой коже пистолетной кобуры.
– Не смей близко подходить к оружию. Ведь сказано - раз и навсегда!
– Олег поспешно выхватил пояс с револьвером, закрепил на животе толстую медную пряжку.
Брат уныло поморщился, - настроение было испорчено. Оно у него колебалось часто и резко, как у всякого холерика. Пока Олег приготавливал завтрак, Петька разгуливал по комнате и что-то ворчал себе под нос.
– Бур-бур-бур, бур-бур-бур, - поддразнил его Олег.
– Я думал, что ты пионер - всем пример. А ты всего-навсего… Знаешь кто? Баба-яга. Выше голову!
– Да-а, тебе хорошо… У всех скоро Первое мая, а у тебя что? Дежурство. Потом экзамены будешь сдавать? Будешь. Потом начнутся отпуска. Меня в лагерь. Так или не так? Думаешь, я не знаю?
Олегу было неприятно сознаваться в Петькиной правоте, и он сделал вид, что не слышал его болтовни. Он сходил в кухню, принес чайник и, разливая кипяток по стаканам, вдруг вспомнил.
– Совсем из головы вон. Я тебе тут штуковину одну принес. Не знаю, пригодится или нет.
Петька вытянул шею и насторожился. А Олег открыл узкую дверцу шкафа, вытащил картонную коробку. Петьку не пришлось звать: он уже был тут, рядом. Он побултыхал коробку над красным, чуть оттопыренным ухом, прислушался и нетерпеливо разорвал бумажную бечевку.
– А-а!.. Катушка! Для спиннинга. Олежка! Да это же мечта моей жизни!
– Не выпуская из правой руки катушки, Петька подпрыгнул, повис на шее брата и прижался к его щеке.
– Я же всегда говорил, что ты самый мировой парень на свете.