Напряжение
Шрифт:
Шумский закрыл ладонью мембрану.
– Сейчас выясним. Возможно, Назарова Ольга Николаевна? Или Назаров Валерий Семенович? Тогда все упростится.
– А вдруг Назар - имя? Не фамилия, как мы думаем, а обычное имя?
– предположил Чупреев.
– Тогда будем искать по телефонной книге всех живущих в Ленинграде Назаров. Тоже неплохая работенка, - мрачно пошутил Изотов.
Шумский не уловил юмора, постучал себя по лбу и взглянул выразительно на Изотова:
– Зачем? Номер-то телефона известен. Назар, так пусть будет Назар… Да, слушаю, Риточка, внимательно.
– Шумский схватил карандаш и,
Изотов, заинтересованно следивший за кончиком карандаша, отвернулся и проговорил с сожалением:
– Да, все ясно…
– Хотел вам помочь, - сказал Шумский, - но не вышло. Бывает. Придется искать Ольгу Николаевну, Валерия Семеновича и А. И.
– Надо вызвать Назарчуков.
– Обязательно. Только обоих сразу, одновременно.
5
Если не было ночного дежурства, Шумский приходил на работу раньше других. Не из-за своей особой аккуратности, а потому, что дома был заведен строгий порядок. Ирина, жена Шумского, женщина твердых правил, поставила дело так, что все просыпались по будильнику в семь, и ни минутой позже. Она готовила завтрак и первая убегала в свое конструкторское бюро: ей приходилось ездить через весь город. Шумский тащил в детский садик сонного, нерасторопного Кирюху и шел, сдерживая себя от быстрого шага, на Дворцовую площадь.
Взяв ключ, он направился по длинному сводчатому коридору, тускло освещенному редкими лампочками, к своему кабинету. На широкой скамейке, поджав ноги и ссутулившись, сидела девушка. Шумский прошел было мимо, но потом остановился и спросил:
– Вы кого ждете?
– Товарища Изотова, у меня к нему повестка, - робко ответила девушка и встала.
– А-а… - проговорил Шумский, догадавшись, что это Орлова.
– Ну подождите.
Он отпер дверь, прошел в комнату, морщась от застоялого запаха табачного дыма. Прибрав на столе, достал из сейфа папку с делом Красильнкова, полистал акты, протоколы и после этого пригласил Орлову. Это была худенькая длинноногая девушка; Шумский увидел пылающие щеки, большие черные глаза, которые настороженно, но и доверчиво смотрели на него.
– Садитесь, пожалуйста, - густым басом проговорил Шумский. Девушка присела, положив на колени черную сумочку.
– Чего вам не спится?
Она не ответила. Шумский заметил, как ее передернула нервная дрожь. Надо было дать девушке успокоиться, расположить к себе. На этот случай у Шумского нашлась забавная история про обезьяну, которая выбежала из клетки зоопарка, всю ночь разгуливала по городу и пугала прохожих. Он рассказывал мягко, со смешными подробностями, и Орлова, кажется, действительно отвлеклась от своих мыслей. Потом Шумский незаметно перевел разговор на нее, узнал, что она живет с родителями, что сегодня ночью у них никто не спал из-за этой повестки. Отец с матерью допытывались, что она натворила, а она и сама не понимает, зачем ее вызвали.
– Вы замужем, Галя?
– спросил, как бы между прочим, Шумский.
– Нет.
– А собираетесь? Жених у вас есть?
Она смутилась, Шумский, чтобы сгладить неловкость, сказал:
– Я хочу заранее извиниться за вопросы, которые задаю, но я
Орлова обреченно кивнула, а Шумский повторил:
– Ну, так есть у вас жених?
– Нет.
Шумский порылся в бумагах, нашел фотографию, на вытянутой руке показал ее:
– Это ваша фотография?
– Моя, - изумленно проговорила девушка.
– А не вспомните, кому вы ее подарили?
Шумский встал, походил по комнате, ожидая ответа, но Орлова молчала, теребя ремешок сумочки.
– Вы часто фотографируетесь?
– Не очень.
– Ну тогда, наверное, не так уж трудно вспомнить, кому вы могли ее подарить.
– Честное слово, не помню…
– Хорошо, я вам помогу, - садясь, сказал Шумский. Он сцепил руки и поднес их к своему острому подбородку.
– Вы знаете Георгия Красильникова?
– Знаю.
– И что же?..
– Да, у него может быть моя карточка.
– Вот видите?
– довольно проговорил Шумский и укоризненно посмотрел на Орлову.
– Оказывается, я лучше вас знаю, кому вы дарите свои фотографии. Он ухаживает за вами?
Девушка замялась, потом сказала как-то деловито, по-женски:
– Это все несерьезно.
– Почему?
– Как вам сказать? Я его мало знаю. Мы познакомились на заводе, зимой. Как-то он пригласил меня в кино, а один раз были в театре, на «Потерянном письме»…
– Вы часто с ним встречались?
– Редко. По-моему, когда ему нечего делать, он звонит мне. Ну а если я свободна, почему не пойти?
– Когда вы его последний раз видели?
– Недели две-три назад, наверно. И то мельком, в проходной.
– А каким образом попала к нему ваша фотография?
Орлова пожала худенькими плечами:
– Случайно… Я должна была сдать две фотокарточки в отдел кадров. Сфотографировалась, получила снимки и шла домой. На улице встретила Георгия. Он узнал, откуда я иду, попросил показать карточки и взял одну… Мне не хотелось отдавать, но он очень просил… Сказал, что я ему здесь нравлюсь… Я и отдала…
– И правильно сделали, - улыбнулся Шумский.
– Что ж тут такого? Раз попросил, надо было дать. Тем более что причина просить была у него веская… Ну а теперь откройте сумочку и положите на стол все, что там есть.
Орлова удивленно посмотрела на Шумского и вытряхнула заводской пропуск, зеркальце, деньги, носовой платок, бутылочку с духами, раскрыла кожаный кошелек, высыпала мелочь.
Не притрагиваясь к вещам, Шумский искал губную помаду.
Ее не было.
– Складывайте все обратно, и давайте я подпишу пропуск, - решительно сказал он.
– Можете идти на работу, домой, куда хотите.
Когда дверь за Орловой закрылась, Шумский расслабился, вытянул ноги, закурил. Годы работы в управлении научили его довольно точно распознавать людей с первых же минут знакомства. Походка, манера держаться, взгляд, выражение лица, голос, построение фраз и другие частности давали ему право судить о том, с кем имеет дело, еще до допроса. В пестроте человеческих характеров, в повадках каждого подследственного Шумский выискивал и выделял главное для себя - искренность собеседника, ибо искренность - сестра правды.