Напряжение
Шрифт:
Дед разбудил меня среди ночи. Я всполошено вскочил со стула и приник к стеклу окна. Во двор больницы медленно вкатился джип, совсем старой формы кузова, типа тех, что я видел в фильмах про Вторую мировую войну. Машина, в которой сидело несколько вооруженных человек, остановилась, после чего фара-искатель зашарила по фасаду лечебного учреждения. Затем через борт джипа перевалились четыре быстрые фигуры в камуфляже, которые медленно двинулись в входу в приемный покой. Камуфляж, береты, короткие автоматы — все у этих военных было чуждо мне, все было незнакомым и непривычным. Почему я начал стрелять? Мне очень не понравились висящие на их поясах, огромного размера, ножи, почти мечи. Это не были честные солдатские ножи, которые требуются для множества дел человеку опасной профессии. Нет, это были
Не знаю, что меня спасло в тот раз, вероятно, что моя «сайга» была круче, чем их кунг-фу.
Короткие автоматики, со сложенными прикладами, возможно и выглядели круто, только при стрельбе длинными очередями нещадно задирались вверх, выбивая штукатурку и кирпичную крошку из старых больничных стен над моей головой, а вот мои одиночные выстрелы ложились вполне кучно, и шестой пулей я ранил одного из стрелков, которые, не переставая стрелять в мою сторону щедрыми очередями, подхватили своего раненого товарища за петлю на комбинезоне и побежали в сторону больничных ворот, вслед за шустро укатившим в темноту джипом.
Я снарядил опустошённый магазин, отправил своему учителю сообщение, что если сюда срочно не прибудет подкрепление, то к утру всю больницу вырежут, после чего осторожно двинулся в сторону лежащего посреди двора вражеского автомата, что бросили враги при поспешном бегстве. К моему изумлению оружие представляло собой смесь укороченного Калашникова и М-16, во всяком случае, ручка для переноски по верху автомата, была точно от американской винтовки.
Эпилог.
Все закончилось через неделю.
Россия равнодушно взирала на корчи своей восточной окраины, пространно рассуждая, голосами сытых экспертов в вечерних политических шоу, откуда у русского народа появилась такая, граничащая с фашизмом, ненависть к несчастным переселенцам, которые приехали поднимать экономику заброшенных окраин страны и просили только немного культурной и религиозной автономии. Горстка добровольцев, приехавших из-за Урала мгновенно иссякла, так как полиция снимала их с поездов, угрожая привлечь за участие в незаконных военизированных формированиях. Розданные на площади Героя — летчика автоматы нам не особо помогли. Большинство из получивших оружие ополченцев в точки сбора не явились, наверное, жены не отпустили.
Первые успехи восставших быстро сменились тяжелыми, затяжными боями. Бойцы в черной униформе, бесстрашно бросавшиеся в бой, долгого противостояния не выдерживали и начинали отступать. Те кучи беженцев, мигрантов и прочих туристов, что долго и упорно завозились в Город всякими международными фондами, бесконечными толпами устремились на Юг. Западная, да и Российская пресса, а также Сеть была заполнена изображениями бесконечных толп, уходящих из города. Ополченцы уже достигли стелы, обозначавшей городские границы, когда со стороны аэропорта показалась колонна танков незнакомых силуэтов, после чего линия боевого соприкосновения покатилась в обратную сторону. Попытка городских беженцев уйти за кордон, через Реку, по мосту, успехом не увенчалась. Колонна танков с плохо замазанными тактическими знаками, пользуясь отсутствием у повстанцев любого противотанкового оружия, прорвались к берегу и накрыли пулеметно –пушечным огнем толпу беженцев, что спешили к пропускным пунктам на противоположном берегу, убив и тяжело ранив около ста человек.
Город превратился в смертельную ловушку. С запада давили штурмовые группы кадровых войск нескольких государств, близких по вере к последователям учения Небесного отца. Мост в упор простреливался танками, а лодки и катера, пытавшиеся ночью вывезти людей по воде, расстреливались с помощью телевизоров.
А за штурмовыми отрядами иностранных военных отпускников, медленно, но неотвратимо прогрызавших линии обороны ополченцев, в город втягивались карательные отряды, сформированные из вчерашних беженцев, которые частым гребнем зачищали захваченную территорию, вскрывая двери запертых
Конец кровавой вакханалии положили сепаратисты из-за Реки. Трижды краснознаменная ракетная бригада, что издавна располагалась на северо-восточной окраине Города, находящейся сейчас под китайским протекторатом, запустила во аэропорту, где разгружались иностранные отпускники и боевая техника с замазанными знаками, переделанную зенитную ракету С-300, которая случайно отправила на встречу с Небесным отцом две сотни отпускников, повредила, без возможности восстановления, два военно-транспортных «Гелекси» неизвестной государственной принадлежности.
Дерзкие сепаратисты потребовали в течении суток прекращения огня и обеспечения возможности эвакуации жителей Города на правый берег. В противном случае обещали нанести удары, находящимися на вооружении бригады старыми ракетами средней дальности «Пионер» удары по центрам принятия решений. Среди таких центров мелькали названия Стамбул, Исламабад, Лондон. Пока Европейский союз заваливал Китай нотами протеста и рассуждал, остались ли в трижды краснознаменной ракетной бригаде спец боеприпасы, кто-то успел нагадить напоследок, взорвав два пролета моста через Реку. Через сутки Евросоюз получил ответ от китайского МИДа, что правый берег Реки формально продолжает считаться территорией Союзного государства, где КНР только осуществляет наблюдение, поэтому все дипломатические демарши следует направлять в Москву. Боевые действия в Городе затихли и началась эвакуация через реку судами местного пароходства.
Иванов Александр, школьник, страдающий раздвоением личности.
Я стоял на крутом берегу я глядел вниз, где от дебаркадера, отваливал маленький катер, влекущий за собой старую баржу, заполненную людьми. Третий день шла эвакуация мирного населения через реку. В первую очередь переправляли раненых и больных, детей, женщин и прочих, нуждающихся в защите, граждан. Я числился бойцом третьей роты ополчения, поэтому я стоял на крутом берегу, нашей последней линии обороны, и смотрел на баржу, на котором переправлялись через Реку моя семья — раненый отец и мама. Судя по количеству людей, заполнявших гигантский временный лагерь на берегу, эвакуация будет идти еще не менее недели, а затем, к баржам, поротно, спустимся мы, ополченцы. Не знаю, что меня ждет на той стороне, под китайским протекторатом, но хуже, чем здесь, в сданном врагу Городе, точно не будет. Катер уже преодолел середину реки, когда резко ударил выстрел танковой пушки и неповоротливая, ржавая баржа расцвела в вспышке взрыва, разламываясь ровно посередине. На катере взревела сирена, он обрубил конец и застопорил ход, в воду полетели несколько оранжевых спасательных кругов, но слишком мало человеческих голов оставалось на поверхности воды, где только что неторопливо плыла огромная пузатая баржа…
Месяц спустя.
— Саша? Саша Иванов?
Я оглянулся. За моей спиной стоял смутно знакомый пацан, такой худой, грязный и оборванный, как и я, копающийся в куче мусора на задворках Левобережного рынка. Кажется, этого парня из моей прошлой жизни звали Глеб Хвостов. А его папа был начальником районной финансовой гвардии, а Глебка, соответственно, был крутым мажором, который в мою сторону даже не смотрел. А потом уважаемого папашу Глеба убили, и Глеб сам стал никому не интересен. И моих родителей тоже убили. Якобы, у наводчика танка неизвестной государственной принадлежности, совершенно случайно сорвалась нога с педали и фугасный снаряд, совершенно случайно, взорвался аккурат в борту старой баржи, разорвав ее пополам и утопив множество людей, в том числе моих папу и маму. После этого я тоже стал никому не нужен. Во всяком случае, на тот берег уходить я не стал, я живу сейчас в городе, который стал называться не Город, а какой-то там…абад. Местные сами не знают точного названия.