Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Церемония награждения продолжалась. Цветок оставил на её руках миллионы колотых следов, а она вынуждена была смотреть на толпу, дожидаясь того момента, когда те наконец-то что-то скажут.
Людей было очень много, и все они боялись этой тройки, которая сейчас остановилась на постаменте, улыбаясь.
За их плечами смерть восемнадцати человек, многие из которых были совершенно беззащитными, а они улыбаются.
Когда-то кто-то из этой толпы тоже будет стоять здесь, и обязательно вынужден будет улыбаться, потому что ему так прикажут под угрозой вырвать
Убить самого себя просто так, просто потому, что так будет намного проще избавиться от жизни.
Так легче.
Захотелось наконец-то вдохнуть воздух полной грудью, и Гроттер даже позволила себе продемонстрировать облегчение, вот только всё это выглядело слишком страшно. Опасно даже.
– Приветствуйте победителей!
Таня почувствовала, что её что-то заставляет повернуться к экрану, на котором вновь демонстрировались чьи-то подвиги.
Она увидела чьё-то запястье, которое кто-то сжимал – после поняла, что это был глупый фрагмент видео.
Видео о её судьбе.
Больше ничего, правда, не показали, и за это она была абсолютно искренне благодарна, но, впрочем, хватило и этого.
И тут показали Веру. Она горела и извивалась на траве, вопя от боли, пыталась как-то сбить пламя, но ничего не получилось, и становилось только хуже. Даже вода загоралась от её прикосновений.
Картина погасла. Теперь на огромном экране можно было смотреть на то, как постепенно разрывали волки когда-то достаточно красивую Петушкову. Джейн уже не кричала, потому что её голову откусили и куда-то отнесли, обгрызая на ходу.
Таня зажала рот ладонью, стараясь не завопить, но кто-то, остановившийся сзади, грубо потянул её за запястье.
– Церемония скоро закончится? – полушёпотом спросила она, словно пытаясь понять, что делать со всем этим счастьем.
– Да, осталось немного, - равнодушно отозвался некромаг, который и заставил её продолжать вести себя, словно ничего не случилось.
Таня попыталась не рыдать, ей было только хуже от этого, но выбора, впрочем, не оставалось, и становилось хуже и хуже.
Она чувствовала, что теряет сознание – и тут-таки свалилась прямо на руки Бейбарсову, который вовремя оказался рядом.
– Победительнице плохо! – закричал кто-то.
– Ага! – послышался ледяной голос из толпы. – Наверное, стыдно стало, скольких хороших людей она угробила!
Гроттер почувствовала, что буквально захлёбывается слезами, но, тем не менее, на неё не обращали внимания.
– Сие выражение является предательством, - заставляя Гроттер продолжать стоять на месте магией, Бейбарсов повернулся, схватил какой-то лук у одного из стражников и выстрелил в толпу.
Человек, который кричал это, рухнул.
– Каждого, кто посмеет сказать хотя бы одно слово против победителей “Тибидохса”, будет ждать аналогичная судьба!
Его голос звучал громко, потрясающе громко – и теперь Таня мечтала просто-напросто сбежать отсюда.
Ей было страшно.
Гроттер знала, что церемонию уже успели нарушить – послышались громкие выстрелы,
– Не надо! – кричала она, но её никто не слушал в шуме стрел. – Пожалуйста, прекратите, не надо!
Бейбарсов выпускал стрелу за стрелой, наслаждаясь смертями, а её мнение совершенно никого не интересовало.
Ей было так больно, так страшно.
Но разве кто-то будет волноваться о той, кто уже давно успела выиграть в этом проклятом “Тибидохсе”, как-то там не подохла. Её теперь действительно будут все ненавидеть и, наверное, было за что.
Если бы Таня сейчас могла заставить себя смириться со всем, что случилось! Но, тем не менее, отвратительная церемония продолжалась.
Их больше не награждали цветами, а просто увели. Толпа успокоилась и стояла на коленях, а каждого, кто не подчинялся, убивали или уводили куда-то. Те, кого увели, уже прощались с жизнью.
Они не были бунтовщиками, но Чума не прощала даже подобное послабление, предпочитая держать всех в порядке и строгости. Она считала, что так правильней и лучше – может быть, не просто так и считала, но, тем не менее, всё это становилось всё более и большее страшным.
Ей захотелось прямо сейчас куда-то уйти, но разве есть смысл?”
Гроттер открыла глаза, хрипло дыша и пытаясь как-то смириться с тем, что мелькало у неё перед глазами без конца, по сплошной накатанной линии. Теперь не осталось ничего, что могло бы её сдержать, и Гроттер потеряла всякий смысл к сопротивлению, к действиям, к тому, чтобы продолжать жить, но у неё не осталось ни единой возможности вырваться из этого проклятого сплошного водоворота, который окружил её одной-единственной волной вечного забвения.
Видение вновь подобралось слишком близко, и Гроттер, за год научившаяся перестать сопротивляться им, просто равнодушно закрыла глаза и поняла, что видит исключительно темноту.
“Она не могла ничего увидеть, но, тем не менее, могла почувствовать прикосновения, поцелуи, слышать тихий шёпот.
Он прикоснулся губами сначала к её щеке, после – к губам, к шее… влажная дорожка поцелуев проходила где-то по её плечам, после по ключицам спускалась к груди и доходила до живота.
Гроттер содрогнулась, скользнув ладонями по его плечам и послушно подавшись навстречу ему.
Он вновь поцеловал её в губы, впиваясь слишком страстным поцелуем, словно собираясь выжечь какое-то клеймо.
После следующего поцелуя Гроттер изогнулась в его руках, почувствовав, как он вошёл в неё.
Таня старалась не сопротивляться – трудно было заставить себя подчиниться, но, тем не менее, так намного легче, чем опять и опять напоминать себе о том, что происходит и стараться отыскать здравый смысл в том, что можно назвать собственным сознанием”.
Таня услышала громкий стук в дверь, а после поняла, что кто-то открыл её. Она не успела даже вскочить с кровати, только притянула одеяло к груди и внезапно осознала, что видение наконец-то рассеялось.