Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Сейчас, когда моментальные желания и минутные радости отступили в сторону, утром, когда в её голове не осталось ничего, кроме проклятых воспоминаний, Таня просто не могла простить себе то, что натворила вчера.
Некромага она ненавидела; она его боялась и желала когда-то убить его больше, чем кого-либо в этом мире.
Прошёл год с чем-то, её отношение совершенно не изменилось, вот только всё равно пришлось с этим смириться и окончательно подчиниться глупым требованиям этой чёртовой, вечно надоедливой судьбы.
Таня
Она знала, что останутся следы, но, тем не менее, прижалась ладонями к холодному стеклу и прикрыла глаза, представляя себе, словно невзначай, что бы вообще могло произойти, если бы она не оказалась на чёртовых играх.
Рыжеволосая понимала, что тогда они с Иваном всю жизнь провели бы в какой-то хибаре, ведь у них, естественно, не оказалось бы ни гроша, ни копейки денег, на которые так хотелось бы надеяться, и верила бы в то, что любима и любит сама.
Тем не менее, у этого, пожалуй, были и немного другие последствия, возможно, более неприятные, чем кажется на первый взгляд.
Все Провидицы сходят с ума – и Чума открыла величайший секрет сотворения “Тибидохса” и то, для чего он предназначался.
Таня старалась не обращать внимания на видения, которые стучались слишком громко в её сознание и пытались оказаться там. Она понимала, что будет только всё более и более несчастной, но разве ей оставили хотя бы какое-то подобие выбора?
Да и кому вообще всё это нужно, если на самом деле она – лишь потерявшаяся в этом мире пустота.
Гроттер столько дней пыталась отыскать хотя бы малейшее определение собственного дара, что навеки потерялась в странных книгах и прочей ерунде, которая не давала ей спокойно жить.
…Бейбарсов подошёл к ней слишком тихо, как, впрочем, и всегда, и Гроттер содрогнулась, почувствовав, как его руки легли на её талию. Таня, впрочем, позволила себе продолжать стоять рядом с ним, словно признавая, что это было единственным возможным и нормальным вариантом.
– Всё в порядке? – тихо, полушёпотом, поинтересовался Глеб, уткнувшись носом в её растрёпанные рыжие волосы.
– Да, всё замечательно, - кивнула Таня. – А почему ты спрашиваешь? – она усмехнулась, внимательно посмотрев на него, а после вновь отвернулась, любуясь на лес, на который открывался прекрасный вид из этого окна.
– Мне казалось, что ты должна была бы вести себя более… возмущённо, - вздохнул он. – У такой магии, как у тебя, должен быть раздражитель.
Таня кивнула.
Гроттер казалось, что вот-вот она окончательно сломается, и тогда не останется уже ничего, что способно исцелить её.
Всю свою жизнь она шагала по противной грани отчаянья, но теперь понятия не имела, как сопротивляться глупому ощущению
Она шмыгнула носом, пытаясь смириться с тем, о чём думала прямо сейчас, но больше ничего не стала говорить Бейбарсову, упрямо игнорируя его поцелуи, осторожные или, возможно, наоборот слишком грубые.
– Зачем это всё нужно? – наконец-то полушёпотом спросила Таня.- Ты меня даже ничему не учишь, так, провоцируешь только.
– А я тут в виде твоего персонального раздражителя, - рассмеялся Бейбарсов, тем не менее, кажется, говоря совершенно честно, будто бы признаваясь в том, что могло бы вызвать у неё подозрение.
Таня не хотела задумываться относительно его честности – она просто смотрела вперёд, на лес, и чувствовала, что ненависть постепенно, мгновение за мгновением, утихает в её сердце и перестаёт до такой степени сильно и ярко полыхать, так душить её и требовать ещё одну жертву.
…горячие, словно раскалённые от солнца листья огненными потоками падали вниз. Наступала осень – осень цвета её волос, и только трава оставалась пока что изумрудно-зелёной.
Этого леса пока что не коснулась ненависть и боль; он не был выжжен слугами, которые пытались остановить бунтовщиков.
В этом лесу не оставалось ни единого следа от боли и кошмара, который охватил города; и, казалось, теперь каждому надо было бежать именно сюда, но разве не поймают их и здесь? Поймают, скорее всего, вряд ли надо будет искать какой-либо оттенок сражения во всём этом.
Боль, наверное, слишком сильная; слишком сильно сдавило горло желанием вырваться из всего ужаса.
Бейбарсов вздохнул, вспоминая “Тибидохс” – три года спокойной, ни к чему не обязывающей работы, которая наконец-то осталась за его плечами, теперь казались самыми хорошими в прошлом.
Города горели, Чума теряла собственное подобие жизни, и каждый, кто пытался сопротивляться её правлению, был убит, а его энергия переходила к правительнице, чтобы поддержать её силы.
Точнее, это Чума думала, что именно так и есть.
Бейбарсов вздохнул и вновь посмотрел на Гроттер, словно пытаясь понять, что именно в ней было не так.
Однозначно, просто так терять её было практически запрещённым шансом на смерть; в конце концов, надо наконец-то что-то менять, но, тем не менее, путь к этому ведётся миллионом предательств и целой рекой крови.
Впрочем, в крови нет ничего плохого.
Чудовищем была та же Лоткова, которой так сильно хотелось крови. Татьяна являлась чем-то совершенно иным. Она просто сошла с ума, но в этом, пожалуй, не было ничего аж такого страшного, что могло бы повергнуть страну в ужас. Бейбарсову же и вовсе было наплевать на то, как к подобному кто-либо отнесётся.