Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Ситуация с провидицами становилась в последнее время слишком катастрофичной, но, тем не менее, не оставалось ни единого шанса вырваться из постоянного потока новостей о том, что они сделали.
Нормальные Провидицы не видели собственную судьбу, и убить их было очень просто, но Чума видела.
Каждый раз, стоило ей только закрыть глаза, всё вновь и вновь всплывало, и она просто терялась в видениях.
– Ты отправишь меня на эти игры! – воскликнула она наконец-то, всмотревшись в странные, неопределённого цвета
– Мы с Медузией поговорили и решили, что так будет намного лучше, - вздохнул он. – Ты должна нас понять.
– Медузией? Да не нужна мне эта проклятая девка! Ты предал маму, - выдохнула она, отворачиваясь. – Я не хочу знать ничего о том, что в наших жилах течёт одна и та же кровь.
– Но…
– Ненавижу тебя! Родной отец сделает всё, чтобы только уберечь собственную дочь от смерти, а ты пытаешься меня убить, отправить на этот твой “Тибидохс”, прекрасно зная, что оттуда всякие Провидицы возвращаются только трупами, изувеченными, отвратительными!
– Но иначе тебе грозит сумасшествие, - вздохнул Сарданапал. – Послушай, ты должна смириться.
– Я не буду мириться! – упрямо воскликнула она, звякнув собственными цепями. – Я ещё убью тебя… папочка!
***
– Не трогайте её. Пусть умирает, - Медузия выпрямилась, внимательно глядя на Чуму, изувеченную, покрытую шрамами, с отрубленными руками и кожей, которая практически дотла сгорела под действием проклятого пламени, в которое она попала и не смогла выбраться.
К тому же, эти странные колёса, которые исполосовали её, то, что превратило её волосы в жуткие сожжённые клочки.
– Её волосы всегда должны были восстанавливаться… как у Провидицы, - выдохнул наконец-то Сарданапал. – Что я наделал…
– Вы сделали всё правильно!
Чума в последний раз застонала, готовясь наконец-то умереть, но, тем не менее, он отрицательно покачал головой.
Магия рванулась к её телу, исцеляя то, что можно исцелить, и когда она открыла свои глаза, вместо которых остались, впрочем, лишь пустые глазницы, то уже была относительно здорова.
– Ты исцелил меня, - она не обращала внимания на то, что её руки, пусть и витали следом за нею, держались только на магии. – Ты исцелил меня!
Она удивилась собственному голосу, но, тем не менее, это было ещё более чем терпимо до того момента, когда она посмотрела наконец-то в зеркало и едва ли не потеряла сознание прямо тут, на месте.
– Как?!
Чума не могла даже кричать – она просто смотрела на то, что когда-то было телом молодой, красивой девушки.
Не осталось её волос – они сгорели. Не осталось красивых глаз – их выкололи. Не осталось рук – их отрезали.
– Ненавижу! Лучше бы я умерла! – закричала она, несмотря на то, что совсем недавно так сильно цеплялась за жизнь.
Сарданапал хотел было сказать что-то ещё,
– Теперь я буду править! – выдохнула она.
Сарданапал и Медузия не успели ничего сделать – волшебство сковало их по рукам и ногам, заталкивая в клетку и заставляя умирать.
– Я очищу мир от Провидиц, - прошипела она, подаваясь вперёд. – Но теперь на вашем проклятом “Тибидохсе” будут умирать все, все, все!
Громкий вопль волной разлетелся по остаткам прошлого, сообщая миру о том, что первая часть пророчества наконец-то исполнилась”.
========== Боль тридцать восьмая. Ремни ==========
Таня открыла глаза, хрипло дыша и кашляя, словно дым разъел её лёгкие, а не то, что осталось от тела Чумы.
Она попыталась дёрнуться, сесть на кровати, на которой лежала, но наконец-то заметила, насколько всё вокруг белое и замерла, словно пытаясь разобраться, умерла она уже или всё-таки ещё жива.
Самоубийцам, конечно, самое место в аду, но она, можно сказать, спасала весь мир от своего присутствия, и вряд ли в этом было что-то плохое.
Гроттер так хотелось наконец-то оказаться на свободе, что она вновь дёрнулась, но ремни болезненно впились в кожу, возвращая её обратно, и только теперь Таня поняла, что оказалась прикованной.
Странные полосы, белые, как и тонкая ночная сорочка, в которую её нарядили, прижимали её тело к кровати.
Белые простыни и белое одеяло, которым её укрыли, боли ни капельки не облегчали, и Таня просто не могла понять, как это может быть реальным.
Её руки тоже были прикованными, да и не оставалось ни единого шанса вырваться, как бы сильно она ни желала оказаться на свободе именно сейчас.
Потолок оказался таким же, снежного, отвратительного цвета, который словно сиял в полумраке.
Где-то далеко послышался тихий щелчок, словно неизвестный включал свет. Таня содрогнулась – ей казалось, что от тёплого свечения ламп должно быть немного легче, но они залили комнату неестественным, холодным, идеально белым светом, который раздражал и словно стремился пронзить её насквозь.
Здесь было множество белых кроватей, которые, впрочем, пустовали, словно никто и никогда не спал на них.
От мысли о том, что здесь, в этом чёртовом помещении, она навсегда останется одна, Тане стало дурно.
– Выпустите меня!
Голос прозвучал хрипло, и девушка испугалась того, что с нею сделали точно то же, что и с Чумой в прошлом, в том гадком видении о событиях невероятно давних и практически забытых.
Она предпочитала не задумываться о том, что случилось – точнее, предпочитала бы, если б не знала, что её судьба каким-то образом связана с судьбой этой проклятой старухи, что потеряла всё.