Нарисую себе сына
Шрифт:
— Зоя, все верно. Только, я еще раз подчеркиваю — птички были «непростые».
— Натренированные, что ли? — уточнил капитан.
— Ну, если вам, Виторио, проще поверить в этот… вариант.
— Хорошо. Предположим, я поверил. Что дальше с расшифровкой?
— Ну-ну…Млинзи сразу под знаком баголи может означать лишь одно — личную защиту. Это я вам уже говорил.
— А чью защиту то? — в этот раз уточнила я сама.
Магистр одарил меня недоумением:
— Конечно, вашу, Зоя.
— Тогда, от кого? — открыл рот опекун. Видно, версия магистра, все ж, возымела.
— «Майша
— Угу. Жду — не дождусь… У меня там еще дерево было.
— Это — да. И вот что меня волнует, дети мои… Его расположение. Во-первых, правее, то есть, по времени позже, чем лестница. А, во-вторых, дерево само по себе олицетворяет жизнь. Но, стоит оно на середине дороги. Так сказать, ее разрывает. Или делит на две части.
— И что это значит? — воззрился на оное капитан. Ученый ответить явно промедлил:
— Ну-у…
— Майша мапейзи?
— Определенно, да, Зоя. Да и вообще: путь, прерванный жизнью, гораздо лучше, чем путь, прерванный смертью.
— Иначе бы он вовсе не возобновлялся, — заметил со своего конца стола капитан. — Это — все?
— Да, пожалуй… Зоя, дитя мое. Осталось лишь удовлетворить мое ученое любопытство: я понимаю, пробиться сквозь такую защиту было делом, отнюдь, не простым. Ньюпван сам по себе, даже в том виде, в каком он сейчас — одна сплошная магическая стена. Так, каким из перечисленных мною составов вы пользовались при настрое? Какие травки жгли? На основе мирры или теневика? Прядь волос или капля крови?
— Что?
— Магистр… вы о чем?
— Та-ак… — посмотрел он на нас обоих по очереди. — Вы храмовые постулаты баголи читали?
— Читали, — проблеяла я.
— И-и?
— Магистр, выражайтесь яснее.
— Виторио, этого я жду как раз от вас! Чем за информацию расплачивались?! И кто из двоих?! Вы соображаете, во что ввязались?!
— Ну, так… честно сказать… смутно помню, — почесала я нос. Потом вздохнула. — Да ничего такого я никому не обещала… Да я вообще никому ничего не обещала. Мы просто попробовали.
— «Просто попробовали»?
— Угу. И у нас получи…
— Зоя, погодите. Магистр, как произносится клятва или обещание или что там вообще говорили баголи в таких случаях?
— Баголи в «таких случаях» элементарно откупались! Повторяю вопрос: чем откупились вы?
— Да чтоб мне потом… провалиться, — медленно произнес капитан.
— А причем здесь моя обычная дурацкая присказка?
— «Провалиться»?.. Зоя?!
— Ну… да.
— Это я виноват, — угрюмо воззрился на меня опекун. — Магистр, что я теперь могу сделать?
— Понятия не имею, — всплеснул тот руками. — Вы уже предложили свою цену и ее приняли. Теперь решайте сами, готовы ли ее заплатить.
— А если Зою оставить здесь? Не брать с собой на конечную?
— Вот меня лично это очень устраивает, — заерзала я на подоконнике. Однако магистр состроил скептическую рожу:
— Не факт. Там хоть у нее будет личная защита. А здесь, что? Да еще без вас?
— А я буду тихо сидеть?
— То есть, опасность может быть везде?
— Я же говорю: вашу цену уже
— Да я вообще…
— Значит, лучше — рядом со мной, — да меня вообще кто-нибудь слышит?!
— А знаете, что?!.. — вот на истеричный крик они враз обернулись. — Мое мнение здесь учитывается?
— Нет.
— Дитя мое, к сожалению…
— Понятно… Тогда я есть хочу…
Меня, конечно же, накормили. И, судя по обилию блюд — на убой. Да, только шутка эта (про убой) в публику явно не прошла: магистр вздохнул, раздув румяные от наливки щеки, его унылая супруга хлопнула недоуменно глазами, а мой опекун свое жаркое жевать перестал. И мне бы этот «успех» тогда закрепить. Тоже, прочувствованным вздохом с закатыванием к потолку глаз: вот, мол, до чего меня ваше «колесо» неизбежно докатило. Да, только, образ этот страдальческий с собственными внутренними ощущениями, ну, никак не вязался. Хоть пыхти, хоть растекайся — ничего путного не выйдет. А все почему?.. Да хоб его знает… Вот ругательство у меня хорошо получилось. Правда, пока лишь, про себя…
— Да что я все про себя, да про себя?.. Зоя… Зоя! Зоя!!!
— Вот она, смерть моя… Ух, ты, мамочки!
А ведь так миленько все вело к концу: после обеда обозрели семейные портреты и коллекцию трубок, лекцию еще раз прослушали: «Правила поведения баголи — если не дружишь с мозгами и языком» и даже успели выйти на аллею к ожидающей в ее конце коляске. И-и-и…
— Зоя! За меня!
Огромная «смерть» цвета перезрелой оливы, затормозив в последний момент, ломанулась в стриженные кусты. Пыль медленно осела. Магистр, кряхтя, поднялся со щебенки. Мы с капитаном прокашлялись.
— Тысяча извинений, дети мои… О-ох… Он когда-нибудь меня окончательно прибьет.
— Так это не моя, что ли, смерть была? — даже с претензией хмыкнула я.
Капитан, вкладывая саблю в ножны, скосился на зияющую в кустах магнолии дыру. — Еще года три и его на всех хватит… Вообще то, уважаемый магистр, о таких зверушках предупреждать надо.
— Так я и…
— Заранее… Зоя, вы — как?
— Да, нормально я. А кто это, кх-хе, был то?
— О-о, это — наше семейное проклятье, подаренное в знак моей двухлетней давности, научной защиты. У моих коллег — специфическое чувство юмора. Тема той работы была «Стихийный фактор в истории освоения Пятидолья» Там же — девять месяцев в году — сплошные шторма, а остальные три — магические воронки с хаотичным смещением. Вот они мне и устроили все это — на дому.
Капитан даже голову набок склонил:
— Неужто, та самая…
— «Божья кара». Совершенно верно, мой мальчик. Та самая уникальная порода бойцовых гигантов(2).
— Так это собака была? — настала и моя очередь изумиться. И даже с прищуром подойти к «зеленой пробоине».
— Зоя, отойдите оттуда.
— Угу.
— Зоя!.. Магистр, так эти животные практически неуправляемы.
— И к магии у них иммунитет, — прихрамывая, двинул тот прочь. — И судя по тому, что этот пострел опять носится на свободе, к буковым доскам — тоже. Вы бы видели его вольер — забор, как вокруг Грязных земель(3). И каков результат?