Народ Моржа
Шрифт:
Самое удивительное, что лодку весной действительно удалось собрать. Не обошлось, конечно, без переделок и подгонки, но в целом операция прошла успешно. Даже с обшивкой из моржовой кожи проблем почти не возникло. Гораздо труднее оказалось оборудовать место для хранения судна – не затаскивать же его каждый раз вверх по скалам. Пришлось ворочать камни и создавать этакий уступ в основании склона.
Как только просветы между льдинами стали достаточно широкими, лодку спустили на воду. Через 10—15 дней мучений добыча морского зверя стала регулярной, причем без Семенова участия. Моржей и тюленей было много, они опять двигались вместе со льдом куда-то на север. Семену же оставалось ловить с каноэ рыбу возле берега – для развлечения и разнообразия в питании. Ну,
Как ни лень было Семену, зимой он взял за правило ежедневно тренироваться – бегать и фехтовать пальмой. Терять форму ему не хотелось, особенно живя среди неандертальцев. Он и так рядом с ними часто чувствовал себя ущербным. Их мужчины могли непринужденно скакать с камня на камень, удерживая на плечах тушу приличного тюленя. Или, спускаясь к морю, спрыгивать с многометровых уступов.
Раз уж в поселке оказался туземец, Семен решил пристроить его к делу – чтоб не зря мясо ел. Неандертальскую девочку и троих мальчишек, стремительно превращающихся во взрослых мужчин, Семен заставил обеспечивать старика пищей и заодно (точнее, главным образом) изучать язык кытпейэ. Каждые несколько дней он проверял результаты и свирепо ругался и на учеников, и на учителя. Для себя же придумал новое физическое упражнение – на силу. Раз в день сажал старика к себе «на закорки» и спускался с ним по камням к морю. Потом, естественно, затаскивал обратно. На берегу Семен осваивал новую магию – пращи. Зачем ему это нужно, он не особенно задумывался – скорее всего, его просто заедало самолюбие: неужели к так и не освоенным первобытным «магиям» добавится еще одна?!
Самое смешное, что метание камней из пращи оказалось действительно магией – освоить технику можно за день, а вот научиться попадать в цель…
Способов крепления пращи к руке несколько: петля на среднем пальце, на четырех пальцах сразу или на запястье. Вариантов бросков еще больше: с одного маха или с раскруткой, всей рукой или кистью, в горизонтальной плоскости или в вертикальной, с разворотом корпуса или без такового. При броске могут быть задействованы обе руки или только одна – когда на левой щит. Семен избрал для себя то, что впервые увидел вблизи: крепеж – петелькой на пальце, а бросок – с одного маха. Воспользоваться готовым орудием не удалось – оказалось, что «стандартной» пращи не бывает, каждая подгоняется под габариты пользователя. В частности, длина сложенной для броска пращи должна соответствовать расстоянию от вытянутой вперед левой руки до согнутой в локте правой.
«Обучение, точнее овладение данной магией, можно разделить на два этапа – короткий и… бесконечный. Для начала нужно „бросок" превратить в „выстрел". Чем одно отличается от другого? В гребень встающей волны „брошенный" камень входит… скажем так, с плеском. А вот „выстреленный" снаряд, попадая в воду, издает характерный хлопок, похожий на чмоканье. Если это получается, остается пустяк – заставить камень поразить мишень».
Семен оказался прав, полагая, что объяснять, как целиться и в какой момент разжимать пальцы, бесполезно – это нужно чувствовать самому. Что-то получаться у него стало лишь к весне, да и то, как сказать…
«Требуется сродниться, усредниться,
Оказалось, что неприцельно закинуть камень пращой можно очень далеко, особенно с разворотом корпуса. Семен даже мерить расстояние не стал. А вот прицельно… В неподвижную полуметровую мишень Нгычэн не промахивался с полусотни метров. Семен решил, что для него это, пожалуй, предел возможного.
По состоянию природы Семен пытался понять, когда же следует отмечать годовщину их прибытия сюда: сначала казалось, что еще слишком рано, потом – уже поздно. Природа сама положила конец этим гаданиям – начался шторм. Он продолжался почти трое суток, а когда закончился, люди увидели в море странный предмет. Впрочем, странным он показался неандертальцам, поскольку Семен с такого расстояния ничего рассмотреть не смог. Предмет взяли на буксир и подтянули к берегу. Семен дождался отлива и пошел смотреть. Лучше бы он этого не делал…
Тщательно вырубленное изнутри бревно, обломанные, перепутанные жерди настила – совсем недавно (перед штормом?) все это было катамараном. Причем до боли знакомой конструкции – неандертальцы избегают вносить новшества, зато умеют с точностью воспроизводить то, что было создано однажды. «Может быть, это наш прошлогодний? – возникла успокоительная мысль. – Он лежал где-нибудь на скалах, а теперь его смыло волной и принесло? Увы, последний шторм был далеко не самым сильным за прошедший год, а ремни креплений выглядят относительно свежими…»
На другой день были обнаружены останки еще одного катамарана и отдельно плывущая перевернутая лодка-долбленка. Следы обработки древесины металлом были однозначны…
Семену хотелось верить, что люди успели высадиться на берег, а свои суда отдали во власть стихии: «Именно так мы сами поступили год назад. Трупов, опять же, не наблюдается… Но в устье реки и в бухте на протяжении очень многих километров высаживаться с таких плавсредств некуда. Требуется умение, навыки, знание обстановки. Требуется понимать, чем грозят волны и ветер. А трупы еще появятся – начнут разлагаться, всплывут, и их пригонит к берегу.
Получается, что конкретизированный миф в коллективном сознании неандертальцев продолжает жить и после нашего отбытия. Оставшиеся и, наверное, новоприбывшие всю зиму продолжали строить катамараны, а весной отправились в путь. И, надо полагать, все погибли. Вполне вероятно, что следующей весной пойдет новый караван, и еще, и еще… По сути, это плавание на тот свет. Среди моих спутников многие хорошо умеют (несколько лет учились!) обращаться с катамаранами, и все-таки мы уцелели по чистой случайности. У остальных шансов нет. Но сообщить им об этом нельзя – почта и телеграф в этом мире отсутствуют».
В последнем своем утверждении Семен оказался не совсем прав. Два дня спустя неандертальцы зачем-то ушли на байдаре далеко в глубину бухты. Там на скалах они обнаружили обломки еще одного катамарана и смогли их обследовать. Между палками настила застрял узкий глиняный кувшин. Его горлышко было закрыто куском кожи и завязано. Посудина треснула, но не развалилась. В таком виде ее Семену и доставили.
«Свободы для фантазии не осталось – предмет изготовлен в мастерской Головастика. Я даже знаю кем и зачем. По многолетней уже традиции ученик-подмастерье, чтобы получить право работать самостоятельно, должен сдать своеобразный экзамен: вылепить, просушить и успешно обжечь три посудины разной формы – округлый пузатый горшок, широкое плоскодонное блюдо и вот такой вот бутылкообразный кувшин. Данный экземпляр изготовлен отнюдь не великим мастером. Что внутри? Уж, наверное, не самогонка!»