Народ Моржа
Шрифт:
Затея, конечно, была не менее безумной, чем плавание на катамаранах, – тысячи километров! По снегу! Но… но Семен уже слишком давно жил в этом мире и знал, что самые «умные» начинания здесь часто с треском проваливаются, а вот безумные иногда оказываются успешными. Для начала, конечно, пришлось принять несколько базовых решений.
«Почему именно на собаках и именно зимой? А потому что иначе никак: ни друзей-мамонтов, ни домашних лошадей в наличии нет. Соответственно, летом по суше двигаться нельзя. Водой – вверх по течению? Лодочных моторов здесь еще не придумали, махать веслами придется несколько лет, а под парусом я ходить не умею, особенно против ветра. Кроме того, в среднем и нижнем течении явно
А что с моими парнями? Похоже, Лхойкима и Килонга придется забрать с собой. Им тут откровенно скучно, сородичи их не отторгают, но и своими в полном смысле не считают. Вполне возможно, что без меня их просто прикончат. Не по злобе, конечно, а просто так – чтоб не фальшивили в общем хоре. Если выберемся, им, наверное, будет по силам привести сюда новый караван – обязательно найдутся еще желающие отправиться в «землю обетованную». Ну и… должен же кто-то меня обслуживать в пути? Я что, буду сам себе палатку ставить?! Еду готовить?!»
– Значит так, ребята, – сказал Семен, – уходить будем, когда ляжет хороший снег. Понадобятся три нарты – две есть, еще одну сделаем за лето. Собак осенью отберем или выменяем у кытпейэ. А еще нужна одежда, спальные мешки, палатка, снегоступы, лыжи, запасная упряжь и полозья для нарт. Готовьтесь!
Начало зимы – далеко не лучшее время для путешествий, особенно с плохо обученными собаками в упряжке. Но затягивание сборов слишком мучительно: человек живет как бы на границе – уже и не «дома», но еще и не в пути. И они тронулись – буднично и просто, без грандиозной церемонии прощания.
Поначалу упряжки вряд ли проходили больше десятка километров в день – скорее меньше. Собаки дрались и путали упряжь, то и дело портилась погода, и приходилось отсиживаться в крохотной кожаной палатке. Кроме того, Семен решил придерживаться долины реки, а многие протоки еще не замерзли.
Дней через десять такой езды Семен прикинул расход собачьего корма и пришел в ужас. Получалось, что двигаться нужно вдвое быстрее, а есть вдвое меньше. Собак перевели на полуголодный рацион, что изрядно прибавило хлопот людям – на ночевках животных приходилось привязывать, чтобы не разбегались в поисках пищи. Вроде бы и пустячок, а неприятно: во-первых, собак много, а во-вторых, любой ремень они перегрызают шутя, так что нужно использовать «жезлы» – палки длиной сантиметров по 40—50. Один конец такой палки вяжется к ошейнику, а другой – к дереву или колу, забитому в снег.
Попытка «ускорения» дала результат, противоположный ожидаемому. Семен решил пересечь по льду сомнительную протоку, и нарта провалилась. К счастью, там оказалось неглубоко, и сани не ушли на дно, утянув за собой и упряжку. Спасательные работы продолжались почти сутки и сопровождались купанием в ледяной воде. И нарту, и часть груза удалось спасти. Та же часть, спасти которую не удалось, представляла собой именно мешки с вяленым мясом – кормом для собак.
В конце концов Семен решил сменить тактику и стратегию: «Спешить лучше медленно. Надо приспособиться жить в пути, продвигаясь вперед по мере возможности, а не желания. Если на дорогу одной зимы нам не хватит, значит, будем идти две – только и всего».
Они уже миновали зону приморского мелколесья, и по долине начались вполне приличные леса. Однажды они наткнулись на довольно свежий след лося. День был в разгаре, но Семен остановил караван и отправил Килонга с Лхойкимом на лыжах по следу. Парни преследовали животное почти двое суток и в конце концов застрелили из арбалета, потеряв при этом один из болтов. Мяса оказалось так много, что людям пришлось несколько следующих дней двигаться в основном пешком, рядом с упряжками.
С наступлением настоящих холодов пришлось озаботиться полозьями нарт. Их сняли и долго размачивали, протирая горячей водой, – заниматься
В совсем уж сильный мороз или пургу с холодным ветром на собак приходилось надевать этакие гульфики из кусков шкуры – для предупреждения обморожения паха. Ну а сукам нужно было закрывать еще и сосцы.
Для бега по неровному жесткому снегу еще летом были заготовлены собачьи торбаза – кожаные мешочки, надевающиеся на лапы. Не все животные поначалу оценили заботу о них – на первой же остановке половина обуви была разорвана зубами в клочья. Пришлось шить заново…
Когда река окончательно замерзла, двигаться стало гораздо легче – на льду нет ни кустов, ни оврагов. В плохую погоду или на ранних ночевках Семен долбил лед железным наконечником остола и пытался ловить рыбу. Что-то иногда попадалось, но не компенсировало быструю убыль мяса. К тому времени, когда Семен уже собирался сделать остановку для серьезной охоты, ему улыбнулась рыбацкая удача.
По-видимому, в этом месте подо льдом располагалась зимовальная яма налимов. Наживку рыба брала неохотно, и Семен изготовил «кошку» – связал на манер якоря четыре больших рыболовных крючка. С использованием этого варварского орудия дело пошло веселее. К исходу вторых суток груду мороженой рыбы с трудом удалось распределить по нартам – они опять оказались перегруженными. Рыбу собаки, в отличие от неандертальцев, ели охотно, правда, этого продукта им требовалось, пожалуй, вдвое больше, чем мяса. С тех пор Семен внимательно всматривался в прибрежный рельеф, пытаясь угадать расположение подо льдом ям и омутов. Налимьих зимовок, однако, больше не попадалось, зато как-то раз они обнаружили яму, буквально забитую сонными, покрытыми слизью сазанами. Многокилограммовые «водяные поросята» были так жирны, что в вяленом виде их, наверное, можно было использовать в качестве топлива.
Под одним из прибрежных обрывов Семен набрал голышей. Часть сложил в мешок, а часть рассовал по карманам. Встречных куропаток и зайцев он теперь приветствовал «выстрелом» из пращи. И, что самое интересное, довольно часто попадал!
Люди и собаки постепенно привыкли к походной жизни, к чередованию голодовок и изобилия. Несколько раз приходилось, разгрузив нарты, преследовать стада оленей и бизонов. Как-то раз, отправившись за топливом, неандертальцы обнаружили медвежью берлогу. Прежде чем надавить на спусковую скобу арбалета, Семен успел извиниться перед разбуженным животным. Дважды, срезая изгибы русла, караван оказывался в районах, которые явно представляли собой землю чьей-то охоты – человеческой, конечно. Стойбищ поблизости они не увидели, и Семен решил людей не искать – не те у него спутники, чтобы вступать в контакты с чужими кроманьонскими племенами.
Сопоставить пейзажи зимней долины с тем, что он видел во время плавания на катамаранах, Семену было трудно, так что определить местоположение каравана он мог лишь приблизительно. Но однажды – уже ближе к весне – он обнаружил, что правобережные сопки ему знакомы – устье Притока!
– Мы почти дома! – рассмеялся Семен, и губы его, потрескавшиеся от мороза и ветра, начали кровоточить. – Скоро, ребята, в баньке попаримся! Если, конечно, нас тут саблезубы не съедят…
Шутка оказалась не очень удачной – посреди ночи собаки всполошились. Они далее не лаяли, а скулили и рвались с привязи. Людям пришлось ходить вокруг них с оружием в руках, но животных это не успокаивало. На рассвете злой и невыспавшийся Семен отправился смотреть следы и действительно нашел их. Насколько он смог понять, саблезуб несколько раз обошел вокруг стоянки, а потом долго сидел на снегу в сотне метров от палатки.