Наш маленький Нью-Йорк
Шрифт:
— Ага.
— И мыть посуду.
— Точно.
— И выносить мусор.
— И это верно.
— И, если честно, я не считаю, что это плохо, потому что я все-таки мужчина, а есть такое понятие «Не мужское это дело». Слышала?
— В современном мире оно неактуально.
— В современном мире, где многие мужчины стали похожи на женщин, а женщины — на мужиков? Тебе такой попался?
Не надо было этого говорить — но сказанное слово не запихать обратно в рот…
Эмили потрясенно молчала. И заливалась краской.
— Да, понимаю, это не мое дело, прости. Я, когда нервничаю,
— Ты же жил один…
— У меня была домработница.
— Даже так?
— Да. Так вот. При том что я не любитель стирать и убираться, я твердо уверен, что есть вещи, которые мужчина должен делать: носить тяжести, забивать гвозди, чинить мебель, следить за сантехникой… Я предлагаю тебе вот что: ты делаешь по дому женскую работу, а я — мужскую.
— Здорово ты придумал! Тем более что сантехник приходил на прошлой неделе, а мебель ты уже двигал! А до того момента, как мне понадобится еще один гвоздь в стене, пройдет, может, несколько месяцев!
— Я буду ходить с тобой по магазинам и носить сумки.
Эмили схватила воздух ртом. По правде говоря, именно об этом она всегда мечтала: чтобы не надо было таскать тяжелые пакеты из супермаркета. Когда они жили с Робертом, он далеко не всегда находил время, чтобы съездить с ней за покупками.
— И встречать с работы, чтобы ты не ходила от метро по темным улицам.
Он смотрел на нее пристально-пристально. Интересно, знает ли Том цену своему предложению?
— Пойми, я очень боюсь превратиться… в домохозяйку.
Он вздохнул. Искренен. Но…
— Что за глупости? В какую домохозяйку?
— Эмили, я уже несколько недель будто выключен из жизни. Я сижу дома. Весь мой мир — это маленькая квартирка, ноутбук, телефон, газеты с объявлениями о работе и множество мест, куда я звоню, отсылаю резюме, хожу на собеседование. Ни в одном из них меня не принимают, Я замкнут на этом мирке. Я почти что в клетке. Я не привык так жить, понимаешь? Я мужчина, я должен быть во вне,а не внутри.Мне здесь тесно, и я не хочу совсем терять представление о себе как о мужчине, выполняя женскую работу. Я не согласен с тем положением вещей, которое есть сейчас, но в данный момент не могу щелкнуть пальцами — и чтобы все стало по-моему. Поэтому, видимо, придется мне пока что повариться «внутри» дома. Но я не хочу и не буду делать женскую работу. Если я делаю дела по дому — значит, это мужские дела. Максимум, на что я согласен «на сопредельной территории», — это готовить. Кстати, готовлю я вкусно.
Эмили не сумела сдержать улыбки — таким трогательным ей показалось это заявление. Трогательным в своей прямолинейности.
— Я сообразил салатик. Признаюсь честно, для тебя. Думал, у тебя какие-то проблемы, и хотел тебя порадовать. И вспылил отчасти оттого, что мой порыв остался неоцененным.
Ну и что ей оставалось делать? Только стоять и хлопать ресницами. Этот мужчина, конечно, ее не полюбит, и она его тоже…
Но как же приятно, когда кто-то о тебе думает и заботится!
9
С
Том был великолепен. Эмили впервые — смешно сказать! — поняла, что значит чувствовать себя женщиной. И, боже, как же это оказалось приятно!
Том сдержал слово: он встречал ее у выхода из метро. И они вместе шли домой. По выходным ходили в супермаркет, чтобы запастись продуктами и всем прочим на неделю, — она не носила в руках ничего тяжелее дамской сумочки.
И его кулинарный талант не знал себе равных!
Эмили боялась даже, что растолстеет… Почти в шутку боялась.
Но ощущение сладкой расслабленности от того, что ее окружала мужская забота — опять же, смешно сказать, ее дарил ей человек, с которым у нее и в мыслях не было заниматься сексом, — дополнялось еще одним потрясающим чувством: наслаждением от возможности заботиться самой.
Эмили узнала наконец, что можно стирать чьи-то рубашки — и не чувствовать себя Золушкой, не кусать губы от невозможности покусать другого и не вести в собственной голове бесконечных монологов «Я так устала, а ты…». Что можно мыть за кем-то посуду — и не испытывать раздражения. Что можно наводить в ванной чистоту и блеск, чтобы другому человеку было приятно там находиться, — и не желать его убить за разведенную грязь.
Готовили по очереди: Том по будням, Эмили по выходным.
Эмили нравилось возвращаться домой по вечерам. Она не то чтобы летела туда как на крыльях, как в первые недели жизни с Робертом. Это было спокойное удовольствие человека, который после трудного рабочего дня возвращается в свою крепость, где можно в уюте и тепле восстановить силы для следующих свершений.
Как-то так получилось, что Том взял за правило ждать ее к ужину. И это было истинное наслаждение: ужинать с ним за столиком на маленькой кухне или перед телевизором в его комнате.
Как-то раз они смотрели «Унесенных ветром» под спагетти со сливочным соусом. Эмили куталась в плед: наступили по-настоящему холодные дни, в ателье, на улице и в квартире было примерно одинаково зябко. Но ей все-таки было очень тепло, изнутри, и эта теплота имела только косвенное отношение к горячему ужину.
— Я бы хотела, чтобы у меня с мужем было бы так же, — задумчиво сказала она.
— Так же — это как у Ретта и Скарлетт? — удивился Том.
— Нет, как у нас с тобой. Тепло и естественно.
— Ну, боюсь, что для отношений с мужем этого маловато. — Том улыбнулся.
— Нет, что ты, более чем достаточно.
— А как же любовь? Нет, я, конечно, видел у тебя в комнате плакат определенного содержания…
— Кто тебе разрешил туда заглядывать?! Это же моя личная территория…
Вот, значит, чем он занимается, пока она на работе! Шпионит!
— Замок повешу, — пригрозила она.
— Нет, не думай про меня хуже, чем я есть! — Том вскинул руки в предостерегающем жесте. — Я видел его только за твоей спиной! Клянусь, никогда не входил к тебе в твое отсутствие!